Игорь Хорр - Праведник

Впрочем, в последнее время он слишком часто выражал свою нелюбовь к инородцам, хотя я точно знал, что сам он далеко не чисто русских кровей. Скажу, однако, что ни на меня, ни на кого конкретно никогда не распространялась эта его нелюбовь.

В тот вечер мы сидели еще очень долго и сильно напились, и я уж не помню, куда зашел наш разговор. Лишь к утру следующего дня я, в состоянии очень болезненном, возвратился домой.

К тому времени у меня лежала законченной короткая повесть об одном мечтательном молодом человеке и его друзьях, которая и стала первой частью этого небольшого романа. Мне очень хотелось выдумать что-нибудь о жизни этих героев лет этак через пятнадцать-двадцать. Тогда мне показались ужасно интересными идеи моего одержимого друга-приятеля, и утром следующего дня я сел за письменный стол, чтобы быстренько набросать подкинутый моим монархистом сюжет о том, как возродилась в России монархия, о политических и дворцовых интригах, войнах и революциях… Впоследствии, так уж случилось, сюжет сильно изменился, хотя многие интересные мысли из того разговора остались. Впрочем, мне не хочется забегать вперед. Скажу только, что в книге этой нашли отражение натуры немногих моих друзей, да простят они меня, многие скрытые и явные их достоинства и недостатки, пороки, старые и новые пристрастия, политические и религиозные убеждения и заблуждения, а также вся та прочая каша, что скопилась в головах наших за последние пять-семь лет…

Дождь кончился. Старый Арбат быстро оживал. Покинувшие укрытия люди снова беспорядочным потоком побрели по не обсохшей еще мостовой. Развернули свои картины художники. Тут и там, по обе стороны улицы торговцы расставляли на маленьких столиках свой пестрый товар — расписные подносы, балалайки, самовары, матрешки, военную форму, знаки отличия, награды и многое другое, что особенно привлекает иностранных туристов. Из подворотен выползли нищие и расселись прямо под ногами прохожих. Целый табор цыганок и цыганят-попрошаек вывалил из подъезда большого дома — женщины в пестрых одеждах, чумазые, черноглазые дети тотчас же растворились в толпе.

— Дай денежку! Подожди, дорогой, помоги бедной женщине! Молодая, красивая, дай я тебе погадаю! — уже слышалось отовсюду.

Музыканты настраивали инструменты. Кто-то уже пел нераспетым тенором. Кто-то уже кричал и о чем-то спорил. Затихший на время дождя Арбат вновь стал весел, шумен и суетлив.

Было около шести часов вечера. Поднявшись из метро, Эльза отыскала телефон и позвонила матери. Говорили они недолго. Узнав, что дома все хорошо и мама здорова, Эльза сказала, что ночевать будет у мужа и беспокоиться не следует, затем очень вежливо попрощалась, повесила трубку, вышла на улицу и не спеша зашагала в сторону ресторана «Прага».

В подземном переходе, где царила оживленная торговля и толпилось множество людей, сидели нищие и какой-то парень громко пел под гитару, она остановилась возле одного из столиков, за которым высокий, голубоглазый, очень симпатичный молоденький паренек предлагал прохожим различную полукнижную продукцию, заполнившую тогда всю Москву, ту самую, что до сих пор называют то эротикой, то порнографией, и вокруг которой до сих пор не прекращаются бесконечные шумные споры.

— Кама-сутра! Кама-сутра! — несколько устало кричал продавец. — Девочки «Плейбоя»! Игральные карты для любителей эротики! «Дао любви»! Секреты Древней Индии! Только эти книги помогут вам прийти к полной сексуальной гармонии! Девушка, девушка! Вы такая красивая! Вы обязательно что-нибудь купите! Возьмите вот эту, самую дешевую! Берите, не пожалеете!

Эльза взяла брошюрку и бегло пролистала ее. В этот момент людей у столика с товаром стало намного больше.

— Ну так как, девушка? Берете? Очень дешево! — не унимался голубоглазый красавчик.

— Ну, разве что купить вместе с продавцом, — улыбнувшись, ответила Эльза.

— Можно и с продавцом! Постойте, девушка! Куда же вы! — разочарованно крикнул ей вслед паренек, но через секунду уже снова начал расхваливать свой товар.

Эльза вышла на мостовую. В самом начале улицы сидели художники-портретисты. Их было человек десять — двенадцать, но лишь один из них занимался работой. Остальные скучали, курили и неназойливо приставали к прохожим:

— Портретик не желаете? Портретик на долгую память? Очень недорого.