Каури Лесса - Золушки нашего Двора

А волшебница вспоминала укушенного Дикрая. Реакция на инфекцию у него была мгновенна. Он умирал, так и не успев выпустить ярость, и умер бы, если бы она не вмешалась. Оборот с мальчиком случился в тот момент, когда душа покидала тело — как целитель она знала это точно, и вряд ли длился бы долго. Конечно, сила и ненависть, даруемые болезнью, вполне могли бы позволить ему убить нескольких человек из толпы, однако тех, на рисунках, убивал другой. Тот, кого, как и Бурого Отшельника, Смерти не удалось вырвать из когтей Бешенства!

***

Матушка Ируна стискивала пальцы и испуганно заглядывала в лицо приглашённого целителя. Прогулка босиком по снегу не прошла даром для герцогини рю Воронн — уже под утро она слегла с сильным жаром.

— Тёплое обильное питьё, морсики, обтирания прохладной водой, — принялся перечислять старичок-целитель, загибая сухонькие чистые пальцы. — Я, конечно, могу сбить жар, но не вижу в этом пользы для организма. Пускай она поборется с ним пару дней, а там и я вас навещу, чтобы добавить ей силёнок! Вот ежели кашлять или там задыхаться начнёт — тогда зовите без промедления!

— Ей, что же, в бреду метаться? — уточнила от двери рубака Руфусилья.

— А и пусть пометается! — согласился старичок, вставая. — Для иммунитета пользительно!

Торусилья, выглядывающая из-за плеча сестры, неодобрительно хмыкнула.

Её Светлость слышала разговор шумом моря, в котором никак не могла разобрать слов. Перед глазами стояли не светлые стены её покоев в доме сына, а тёмные резные панели дома, в который Атрон ввёл её женой. Она бежала по бесконечным коридорам, разыскивая его, и вдруг увидела целителя из дворца, имя которого вспомнила не сразу. Для чего он явился? Неужели Атрон болен? Липкий страх залил сознание. Муж был холоден с ней с первой брачной ночи, но она до сих пор не могла поверить в своё счастье — видеть, говорить, касаться того, о ком мечтала с двенадцати лет, с того самого возраста, как князь приблизил к себе её отца, а её определил в компаньонки младшей дочери.

Сдержав волнение, она тенью последовала за целителем. Ей ли, хозяйке дома, не знать, на какую не следует ступать половицу, чтобы не скрипнула?

Целитель вошёл в кабинет, поклонился — без подобострастия, как равный равному. Рю Воронн, хоть и был приближённым королевы, хоть и прочили ему быструю и яркую карьеру при Дворе, не достиг ещё тех высот, которым личный целитель Их Величеств мог бы поклониться ниже, чем позволяло его чувство собственного достоинства.

— Вы звали меня, граф, я пришёл!

— Присаживайтесь, мэтр Жужин! Дело деликатное, а у меня нет знакомых целителей в Вишенроге. Королева отзывалась о вас с огромным уважением! Вы спасли её во время беременности!

— Я выполнял свой долг, — зазвучал польщённый голос целителя, — слушаю, Ваше Сиятельство!

— Не буду ходить окольными путями! — в голосе рю Воронна прозвучало раздражение. — Я хочу знать, почему моя жена до сих пор не понесла? Мы женаты уже месяц, я регулярно выполняю супружеские обязанности, однако ничего не происходит!

— Месяц? — изумился целитель.— Ну да, конечно, месяц! Но, Ваше Сиятельство, это очень мало! Вы знаете, что всего тринадцать раз в году мужчина и женщина достигают такого состояния, когда возможно зачатие? Для того чтобы вам с супругой подстроиться, требуется время!

— Я не желаю ждать, — прорычал граф, — я желаю сына!

— А дочь? — изумился целитель. — Не желаете?

— Мне нужен сын, — отрезал рю Воронн. — Сделайте что-нибудь, чтобы Фирона забеременела! Как-нибудь... простимулируйте её, что ли!

Целитель встал. Быстрее, чем полагалось.

— Я вполне услышал вас, граф, — сказал он, и графине, глотающей под дверью слёзы, почудилась брезгливость в его голосе, — вы позволите осмотреть супругу?

— Делайте всё, что требуется в таких случаях. Об оплате не беспокойтесь — она будет высокой. И держите язык за зубами!

— Об этом можете не волноваться, — высокомерно ответил Жужин.

Графиня скользнула за портьеру, скрывающую высокое окно, и затаилась.

Жужин ушёл. Из кабинета доносились шаги мужа, кружившего по нему, словно запертый в клетке зверь. Прислушиваясь, Фирона зажимала ладонями рот и давилась рыданиями. Самое страшное оскорбление женской сущности — признать её неспособной подарить жизнь. И, похоже, муж уже был готов его нанести!..

...Вымоченная в прохладном мятном взваре ткань легла на лоб, остужая жар. Присевшая рядом с герцогиней Матушка Ируна запела тихонько колыбельную, которую любила петь Яго. Но Фирона её не слышала. Она стояла у окна спальни, вцепившись в подоконник побелевшими пальцами, и слушала разговор мужчин о ней, звучавший так, словно её здесь не было.