Владислав Савин - Взлет Андромеды

Я плащ застегнула — и все равно боялась, что его сорвет. Наконец закончили — и к моему облегчению, синьор Бава не стал меня из шланга окатывать. Лишь велел в сцене в часовне мне плащ с плеч сбросить на локти, как шаль — чтобы не было видно, что он не мокрый. Если уж заботиться об истинности, то почему, когда я спешу по дороге через бескрайнее поле, никакого леса не видно, и вдруг как-то оказываюсь среди берез и возле речки?

— Так наилучшим образом соответствует духу картины. Или вы, синьора Лючия, желаете, чтобы я переснял все на другом плэнере?

Не надо! Надеюсь, зрители все неточности простят, если и заметят. Тем более что на экране и в самом деле вышло очень красиво и эффектно — русские пейзажи, буйство природы, и на фоне всего этого я бегу, такая красивая и нарядная, во всем летящем, развеваясь с головы до ног, под удачно подобранную музыку. Синьор Бава назвал этот образ "полетом птицы сквозь грозу". Ну а циник Валя Кунцевич сравнил с другим фильмом, знаменитым в СССР.

— Как Чапай через реку. Когда зрители после в другой кинотеар шли, думая "а вдруг там он доплывет". Все-все, не надо меня бить — я лишь сказать хотел, что смотришь на тебя с чувством, добежишь ты или тебя бурей унесет.

И совершенно за кадром, чего мне этот эпизод стоил. Впрочем, "Инсарову" я еще больше не позавидую — поскольку его обливали водой по-настоящему. Синьор Бава воистину гений — я прочла, что в иное время он сумел изобразить Марафонскую битву, имея малое число статистов — но так сняв множество крупных планов, что создавалось впечатление сражения многотысячного войска. Так и тут — то, что на экране выглядит всемирным потопом, на самом деле создавалось с помощью все тех же вентиляторов и пожарной машины (ну и конечно, воды из упомянутой мной реки). Но бедному Инсарову надо было пройти через это до той минуты, когда я его увидела и позвала. Наше объяснение поначалу не удавалось — оказавшись лицом к лицу с этим малознакомым мне человеком (артистом, а не героем), я не испытывала к нему никаких чувств (тем более, таких, чтобы бросить дом, родных, отечество), а еще он после ливня имел крайне непрезентабельный вид, и когда должен был меня обнять, я непроизвольно отстранялась, чтобы свое нарядное платье не замочить и не испачкать, эпизод выходил просто ужасно. Синьор Бава, увидев это, не стал меня бранить. Теперь я понимаю, что он решил — стоит потратить еще один съемочный день, чтобы снять отличную сцену.

Назавтра мы приехали на то же самое место. Меня снова трепало ветром, я сердилась, что вся киногруппа видела мое белье (не надевать же купальник под платье девятнадцатого века). К моему облегчению, в этот раз "ветреные" сцены завершили быстро и перешли к часовне. Вот я молюсь перед иконами, никакой старушки-странницы в сценарии не было, в отличие от книги, ее слова про "хорошего человека" мне Зоя говорит, зонтик отдавая. Вот я вижу мокрую фигуру под дождем, зову и машу рукой, Инсаров подходит ко мне… и тут у меня подкашиваются ноги, это не артист, а мой Юрий, как синьор Бава его уговорил?

Он взял мою руку в свою, и я с беспокойством подумала, он промок и замерз из-за меня? Я произносила свой текст, камера снимала мое лицо, и Юрия со спины — и я представляла, что за этим человеком пошла бы по своей воле даже сквозь все круги ада! И когда он обнял меня, я мечтала лишь об одном — о том, о чем деликатно умолчал Тургенев, следуя канонам своего века. Из описания того, как моя героиня после возвращается домой, и "улыбка не хотела сойти с ее губ, глаза смыкались и, полузакрытые, тоже улыбались, она едва переступала от усталости, и ей была приятна эта усталость: да и все ей было приятно" — я безошибочно узнала свои чувства после того, как между мной и Юрием это случилось в самый первый раз… однако дальше промолчу! Ведь боже мой, часовня конечно не собор, но все равно, храм — и неужели тут, на полу, плашмя ? Знаю, что в тургеневские времена "нигилизм" был очень популярен, да и сам Тургенев в другом романе Базарова изобразил — человеком, для которого буквально нет ничего святого! И что те революционеры церковного таинства брака не признавали, да еще этим гордились — "нас венчали не в церкви, не в венцах не с свечами". Но я так не могу — и пусть то, что Тургенев намекнул, за кадром останется, я после у отца Серхио (который так и остается все эти годы послом Святого Престола в Москве, а еще, исполняет функцию моего духовника) попрошу грех мой отпустить. Ибо, хотя против этого я ничего не имею — поскольку не английская ханжа! — но остаюсь в убеждении, в храме, нельзя!