Радзивилл Ежи - Всадники черных лун

На душе принцессы немного просветлело. Она постепенно угрелась под пушистым одеялом и заснула...

... Ее разбудил яркий свет непривычно желтого светила, льющийся на веки, и странные хрустящие звуки, сопровождаемые стонами Ди. Этли вскинулась, продирая глаза, и увидела извивающееся невысоко над кроватью тело ахайки. Лицо девочки выражало безграничное удовольствие, похрустывали невероятным образом гнущиеся суставы. Этли посмотрела, как висящее тело завязывается узлами. Ошеломленно спросила:

— Что это такое?!

— Стасис — гимнастика, — выдохнула Ди, — Удовольствие. Если все время лежишь неподвижно, то высыхают мускулы. Вот по утрам специально и разминают тело, чтобы разогнать кровь.

Этли ошеломленно смотрела, как со змеиной гибкостью под хруст позвонков зеленоволосая голова оказалась между ног, затем девочка разогнулась и продолжала изгибаться в обратном направлении, пока не коснулась затылком собственных ягодиц.

— Ты в самом деле такая гибкая?

— Нет. Это стасис, дурочка. Мое тело меня не слушается. Сама бы я так не свернулась. Сначала это больно, а потом начинаешь ждать утра с вечера... — вздохнула Ди. Ее тело на какое-то время повисло ровно.

— Теперь буду ходить и бегать. — сказала Ди. Этли не очень поняла, но тут же увидела, как Ди словно бы встала на невидимую поверхность и побежала, отталкиваясь ногами от чего-то, все же оставаясь на месте. Ей было странно видеть бегущую вверх по невидимой стене фигуру. Постепенно по палате распространился запах пота. Под мышками Ди образовались темные пятна. Бег постепенно замедлился и перешел в шаг. Подул теплый ветерок ниоткуда, сменяя воздух на чистый, поиграл волосами девочек — и успокоился.

— Потрясающе, — сказала Ди, продолжая идти на месте, — Тебе этого не понять, дикарка.

— Если ты объяснишь, то я попытаюсь понять, — спокойно сказала Этли.

— Попытайся пролежать целый день совершенно неподвижно, — фыркнула Ди, — Может, тогда и поймешь. Это и называется жестким стасисом. Меня им как бы наказали. Есть еще мягкий, это когда ты можешь двигаться, но каждое твое движение сперва проверяют — не причинит ли оно вреда. Дикарей и сумасшедших часто держат в стасис — поле, чтобы не буянили. Еще бывает, что после операции дают мягкий — чтобы человек неловким движением не повредил себе. Бывают и другие случаи.

Этли вздохнула. Она вдруг затосковала по родному, простому и привычному Ахайя. Встряхнулась, заметив, как Ди окончательно остановилась. Ее одежда вдруг стала распадаться на клочья и исчезла, обнажив тощее, костлявое тело с многочисленными красными полосами, тянущимися по нему в самых разных направлениях.

— Что, некрасивая? — усмехнулась Ди, скосив на Этли глаза, — Годилась и такой. Ему тогда любая дырка была хороша, лишь бы ноги раздвигались.

— Почему? — непонимающе спросила Этли, хотя поняла недосказанное: Рику нужна была женщина. Любая женщина, готовая спать с ним:

— Ему было... плохо?

— Потому, — проворчала Ди, — Без бабы он бы свихнулся. Они сами говорили: "Чтобы давала ему столько, сколько он хочет." Вот и давала, не в тягость. Разве что сначала трудно с ним было.

Этли смотрела, как в комнате возник зеленоватый шар, и тело Ди погрузилось в него. Поверхность шара взволновалась и тут же разгладилась. Через некоторое время шар исчез, и мокрое тело вернулось на старое место над кроватью, поворачиваясь в струях воздуха.

— Кто это "они"? — спросила принцесса. Ди вздохнула, окуталась дымкой, сгустившейся в чистую одежду, точно такую же, как прежняя. Плавно опустилась на кровать.

— "Кто-кто"... Кого ты спасала-то, помнишь? Эн Ди, Риков друг наибольший. И другие. И вообще это не твоего ума дело. Надо было ему — и баста. У тебя ж с ним благородные амуры. А ему баба требовалась. Дырка, чтобы всунуть. Вот я и подвернулась.

Ди замолчала. Этли подавленно отвернулась и посмотрела в окно. Мир словно потерял свои краски, став тоскливо — пыльным. Принцесса покачала головой. В ее уме не укладывались слова, которые падали комками грязи из презрительно оттопыренных губ Ди. Она словно бы заглянула за занавес прекрасной жизни и обнаружила другую, гнусную и грязную сторону. Ди за ее спиной кашлянула, вздохнула.

— Дураки вы оба, — неожиданно сказала Ди, — А я дура еще больше вашего. Сейчас могла бы тебя служанкой нанять, чтобы ты свечку держала, когда он мне ноги раздвигает. Я что хотела бы, то и творила, если б не моя дурость. Эх, да что ты — я бы могла всю вшивую Ахайя поставить со свечками вокруг кровати. Я бы... — Ди замялась, вздохнула, — Словом, поквиталась бы со всеми.