Радзивилл Ежи - Всадники черных лун

— Я хочу его видеть, — вырвалось у принцессы. Эрна покачала головой.

— Сейчас это невозможно. Рик уже совершенно здоров и улетел работать куда-то очень далеко. У него много тяжелой и опасной работы, — вздохнула Эрна, — Слишком тяжелой и опасной, часто чересчур грязной работы для мальчика его лет. Но работу не выбирают. Она приходит и говорит "надо меня делать". Если человек нездоров, то он отказывается от работы, хотя чаще такого человека называют лентяем, трусом или ничтожеством. Человек в этом неповинен, это вина врача.

— Но если он попадет в твои миры, ты не забудешь? — спросила Этли. Эрна странно помрачнела. Кивнула:

— Ох, думаю, что ты права, и он действительно скоро опять окажется в моих мирах. Конечно, я не забуду, если он сюда попадет или окажется в пределах досягаемости.

Этли смотрела на грустную демонессу и вдруг сообразила: ЧТО она только что сказала Эрне. И густо покраснела. Испытывая жгучий стыд, воскликнула:

— Эрна, ты не так поняла, и я вовсе не хочу ему зла!

— Я знаю, — спокойно ответила демонесса, — Разве можно хотеть зла человеку, который дарит такие игрушки? Ведь он делал этого щеночка с одной мыслью — что некая девочка возьмет в руки то, что недавно было несколькими ненужными тряпочками, и обрадуется подарку. И он был этим счастлив.

— Правда? — жадно спросила Этли. Эрна улыбнулась и кивнула:

— Совершенная правда. Я видела его глаза, когда он шил для тебя этого щенка. Поверь мне, я немного разбираюсь в людях: это были глаза счастливого человека.

— Я недостойна не то, что Рика, а даже его подарка, — вздохнула Этли, — Ну почему так получается, что он, Рик, постоянно учит меня благородству, самоотверженности, бескорыстности, как будто это я — беспородная дворняжка, а он — королевский сын? Ну откуда у него все это? Почему мне ни разу не пришло в голову сделать подарок дорогому мне человеку, не в уплату за что-то и не задатком, а просто так, чтобы доставить радость?! А он вот ходить не мог, и лежал, и думал обо мне, и шил вот его, — шмыгнула Этли носом, прижав к себе игрушку, — И хоть я и недостойна игрушки, ее сделали для меня, пусть у меня и остается. Но как мне научиться быть такой, как Рик?

— Это одно из самых трудных искусств — дарить себя другим, — сказала Эрна, — Мы еще поговорим про это умение попозже. А сейчас нам надо поесть, чтоб были силы мне — лечить, а тебе — лечиться. Ты позволишь мне сказать от твоего имени Рику, что тронута его подарком?

— Да, конечно! Ой, как все вкусно, — сказала девушка, пробуя свой обед. Эрна улыбнулась:

— Специально для тебя по просьбе Эн Ди доставлены привычные тебе ахайские продукты.

В комнате раздалась трель колокольчика. Эрна недоуменно приподняла бровь:

— Да?!

— Хозяйка, я должен с вами немедленно поговорить! — напряженно сказал ниоткуда чуть картавящий надтреснутый мужской тенор, — Вы узнали меня? Это я, Шестой хирург Парацельса Шедоу.

— Я слушаю вас, Шедоу, — хмуро пробормотала Эрна, — Что там на Парацельсе стряслось?

— Чрезвычайное происшествие. Это уже третья попытка суицида. Я не могу мириться с таким неуважением к работе самого Первого хирурга, и если добрейший старик Наум Максович молчит, то я не намерен! У нас не сумасшедший дом, чтобы держать больную связанной после тяжелейшей операции! — выкрикнул мужчина дрожащим от обиды голосом, — И еще эти жрецы. Они ходят по детским отделениям и морочат малышам головы. Эрна, так дальше нельзя!

Эрна тяжело вздохнула, ответила:

— Хорошо. Я буду у вас через двадцать стандартных.

— Нет, немедленно! — выкрикнул голос. Лицо Эрны окаменело, она неожиданно властно повторила:

— Я буду у вас через двадцать стандартных, Шэдоу. Не мешайте мне работать. До свидания.

— До встречи, — недовольно сказал невидимый. Эрна трижды медленно, глубоко вздохнула, возвращая себе доброжелательное выражение лица. Неожиданно рассмеялась.

— Как совершенно правильно говорит Дэвид: "Война войной, а обед по расписанию!"

— Я так мало понимаю, — призналась Этли:

— Почему на вас кричал этот человек?

— Ах, это? Его старый учитель исцелил одну девушку, но она упорно не желает жить дальше, и пытается совершить самоубийство. Доктор совершенно прав и в своей обиде, и в том, что сначала надо излечить ее разум.

Эрна вздохнула, расстроенно покачала головой, призналась:

— Мне гораздо проще понять убийцу. Хотя убивать и непростительно, все же человек может убедить себя, что он загнан в угол, и что у него нет других возможностей выжить. Но самоубийцы — вот с кем по настоящему трудно! Они так боятся жить дальше, что готовы причинять себе жуткие муки раз за разом... И до чего же тяжело разрушать этот окаменелый страх! Совершенно невозможные люди.