Там же валяется и жезл — применить его не было ну просто никакой возможности.
Не успел.
Люди в штатском подходят ближе, один из них извлекает откуда-то наручники и тянется к моим рукам.
— Сейчас — Белка говорит это слово на грани слышимости, не шевеля губами.
Мне непонятно, какое может быть "Сейчас" в такой ситуации — даже если считать, что стрелять в такой тесноте никто не будет, опасаясь попасть в своих. Соотношение сил — шестеро накачанных профи против одного спортсмена-любителя и одной хрупкой девчонки — не оставляет нам никаких шансов.
Но у Белки — другое мнение по этому поводу.
Тёмный пластик наручников уже пытается защёлкнуть мою левую руку, но внезапный удар отбрасывает охранника на стену. И он медленно оседает вниз, потеряв сознание.
Тянусь к упавшему на пол жезлу — но раньше, чем я успеваю его схватить, на меня обрушивается удар резиновый дубинки — и я едва успеваю отклониться, приняв его на плечо вместо затылка.
Вставая, пробую захватить руку нападающего и кинуть его через бедро.
В ответ меня начинают душить, заведя дубинку ниже подбородка.
Ещё несколько секунд — и мой соперник, получив удар по голове, падает на пол.
Я оглядываюсь вокруг и обнаруживаю, что противников у нас больше не осталось.
Охранники лежат безвольными и недвижными кучками тряпья в лужах крови. У двоих видно порванное горло.
Перевожу взгляд на Белку — красный, влажный на вид язык облизывает кровь с её губ, огибая длинные и острые на вид клыки.
Она пожимает плечами.
— Пойдём отсюда быстрее.
Убираю жезл в карман, поднимаю Алёну на руки, и мы рысцою бежим в сторону выхода.
Больше по дороге нам не попадается ни одного человека.
Нет никого и в машине, которую мы обнаруживаем невдалеке от границы закрытой зоны.
Как и было обещано Белкой, её заранее парканули на наиболее вероятном направлении нашего отхода.
Москва кажется вымершей — в ярких утренних лучах встающего солнца мы не видим ни прохожих, ни проезжающих автомобилей.
45 Александр Солодов, день 20 июня, Северная Италия
Я никогда даже и не думал, что планеры способны летать на такой высоте.
Лумиэль маневрировал, вертясь на восходящих потоках, отклоняя полёт то вправо, то влево — как было видно, он стремился не попасть внутрь облаков. И, наконец, мы прорвались выше облачного слоя. Совершив последний разворот, Лумиэль взял курс уже во вполне определённом — но непонятном мне направлении.
Я попытался сориентироваться по солнцу — но после долгих попыток что-то сообразить — сдался. Моих ошмёточных познаний в области навигации на это явно не хватало.
И то хорошо, что манёвры почти прекратились — во время нашего подъёма меня всё время заносило по широкой дуге туда и сюда, и я с трудом удерживал свои нити разведёнными в стороны. Вдобавок, воздушный поток постоянно пытался повернуть меня наподобие флюгера — и я не сразу нашёл такое положение тела, чтобы и висеть можно было, не напрягаясь, и чтоб не закручивало. Что удивительно, нити-паутинки совсем не резали кожу, хотя будь на их месте обычная, полимерная леска — ладони мои давно были бы уже в крови.
В первые минуты полёта в голове мелькнула шальная мысль — что преследователи вызовут сейчас те самые полицейские автожиры или ещё какой-нибудь другой летательный аппарат. Но довольно быстро я понял, что на этом бескрайнем пространстве обнаружить нас просто нереально, а представшая перед моим мысленным взором сцена воздушной погони — скорее навеяна видеобоевиками.
Минуты шли за минутами, складываясь, по моим ощущениям, в часы.
Но Лумиэль всё летел, как я надеялся, не сбиваясь с выбранного им пути.
Периодические повороты-подъёмы влево-вправо вверх-вниз, давали основания думать, что он не заснул, а напротив, внимательно следит за воздушными потоками.
Временами нас потряхивало и вслед за этим следовало медленное утомительное кружение по спирали —
восходящий воздух давал возможность снова набрать постоянно терявшуюся высоту. Но каким образом Лумиэль выбирал направление, возвращался к нужному маршруту после этих подъёмов — я так и не смог понять.
Путешествие было нереально прекрасным — тем более, что над облаками высота совсем не чувствовалась.
Но с комфортностью полётов на самолёте сравнить это, конечно, нельзя.
Холодно, и тяжело дышать. К тому же малейшее шевеление заставляло меня бороться за то, чтобы не начать закручиваться, спутывая нити — о том, что произойдёт, если я не справлюсь и передам вращение Лумиэлю — даже и думать не хотелось.
Читать дальше