Анатолий Агарков - Как я стал Богом

Что ты понимаешь? Что ты можешь понимать, сельская учительница? Твой двойник и моя жена была президентом страны, а потом Хранителем Всемирного Разума. Вот.

— Дом продавать будете?

— А вам есть, где жить?

— Разве что у Володи, но там хозяйка сварливая.

— Расскажите мне о бабушке.

— Хорошая она была, приветливая.

— Как вы познакомились?

— Да уж.... Приехала по направлению, закончив сельхозакадемию. Но как раз началась шоковая терапия, и совхоз почил в бозе. Развалился, словом. Никому не нужен стал молодой специалист. Валентина Ивановна директором школы была, уговорила ботанику с биологией преподавать ребятишкам. К себе жить взяла. Вот так из агронома переквалифицировалась в учителя.

— А Вовка откуда?

— Жених. Ездил ко мне на мотоцикле из соседнего села. Год, другой.... Валентина Ивановна.... Вы уж простите за откровенность — всё за вас сватала.

— Она писала.

— А потом говорит, не едет, так что ж тебе в девках вековать? Выходи за Володьку. Ну и, сказала ему, засылай сватов. Он на радостях так гнал мотоцикл, что сверзился с моста и сломал позвоночник. Не состоялось сватовство. А потом слухи дошли. Поехали мы с Валентиной Ивановной, а там.... Мамы-святы! Лежит Вовка в дерьме, лицо и руки сыпью пошли, а на спине пролежни. Некому ухаживать — мамашка пьющая, а братья и сёстры мал мала меньше, не повернуть им такого бугая. Вовку мы сюда забрали, обиходили, врача вызвали. Тот осмотрел, процедуры прописал целительные. Да только медленно оно идёт, исцеление, а может и совсем....

— Тяжко вам.

— Привыкла.

— Замуж вам надо.

— Берите.

— Если согласны, считайте предложение сделано.

— Вы серьёзно? Вот так, без охов, ахов, поцелуев при луне? Или нам чувства не нужны — сразу детей начнём строгать?

— Зачем вы так? Во-первых, исполним бабушкин наказ — она же сватала нас. Во-вторых, мы с вами в таком возрасте, что способны здраво рассуждать и обустроить совместную жизнь так, чтобы любовь явилась её следствием, а не причиной.

— Разумно, но хотелось чего-нибудь пылкого, ведь я ещё девица.

По закону жанра следовало обнять возлюбленную, приласкать.... И она — как это у классика? — сама под ласками скинет цвет фаты. Но.... Нет, конечно, нет — не возрадуется трюкач виртуальный. Не поддамся я страстишкам и сохраню Любину девственность для настоящего кавторанга — Алексея Гладышева, холостяка, тридцати восьми годов от роду.

После продолжительной паузы Люба сама склонила голову на моё плечо. Но и после этого не потянулся её обнять.

— Дым не мешает? — спросил.

— Володю жалко. Что с ним будет, если уеду?

— Я его излечу.

— Вы — маг?

— Нет, но кое-что умею. Вернее имею. Снабжают нас на атомном флоте секретными средствами. Сами понимаете, обслуживать реакторы дело нешуточное. Вот и....

Соврал, но мог ли открыться? И зачем?

— Владимир встанет на ноги, захотите ли вы со мной уехать?

Вместо ответа Люба пленила ладонями моё лицо и одарила страстным поцелуем. И даже после этого не обнял её изумительно тонкий стан или плечи. Плач, Билли!

Утром, когда Люба ушла в свою школу, присел на табурет у Вовкиной кровати.

Тронул колено:

— Болит?

— Да я их не чувствую, ноженьки свои.

— А говоришь, позвоночник сломан.

— Всё нутро у меня переломано, на хрен.

— Хочу поговорить. На ноги встать желаешь? Ну, а если поставлю, что отдашь?

— Да что у меня есть? — горько-прегорько сказал парализованный Вовка.

— Невеста, — мне претила и нравилась роль Мефистофеля. — Ты выздоровеешь, а Любовь Александровна уедет со мной.

Весь Вовкин напряжённый вид выражал страстное отрицание, вот-вот должно сорваться с губ роковое "нет", но застряло где-то на полпути. Мой визави морщил лоб и напрягал мышцы шеи.

Да ты, брат, ещё и заика.

— Ей с тобой не житьё, Хазбулат удалой. Разве самому не противно, что любимая женщина выносит из-под тебя засранки? Ну, говори....

— Согласен, — одолел Муромец речевую немощь.

— Дай слово мужика, что не встанешь у меня на пути, и не будешь её преследовать.

— Даю.

Защёлкнув на Вовкином запястье оптимизатор, похлопал его по тыльной стороне ладони:

— Выздоравливай, дорогой.

По вечерам, выпив кружку парного молока, шёл спать, но едва убывающая луна касалась конька дома, просыпался и выходил курить. Любочка, наверное, и не ложилась — спешила ко мне, не босая в ночнушке, а очень даже принаряженной. Поцелуями не обменивались, но перешли на ты.

— Солнце для работы, лунный свет для любви — верно?