Келдыш был известным математиком ещё в докосмическую эру. Ещё в довоенные годы, будучи сотрудником Центрального Аэрогидродинамического Института (ЦАГИ), он разработал теорию флаттера, описавшую и объяснившую причину разрушения и гибели самолётов из-за возникающих резонансных колебаний крыльев воздушной машины, а также метод борьбы с этим страшным явлением.
В 50-60-е годы он руководил сначала отделением (ОПМ), а потом Институтом прикладной математики (ИПМ), который занимался расчётом орбит космических объектов. Сам Келдыш завоевал непререкаемый авторитет не только как математик, но и как человек широчайшего кругозора и высокой порядочности. Многие годы Мстислав Всеволодович был Президентом Академии Наук СССР.
С ним лично мы познакомились только в 1966 году, когда он был нашим гостем.
Но контакты с ОПМ у нас начались намного раньше, когда мы с Фирдманом активно занимались вопросами архитектуры современных вычислительных машин и достигли в этом высокого профессионального уровня. Это помогло нам и всему коллективу Староса в течение многих лет вести разработки современных вычислительных машин, включая и поколение микропроцессорной техники, исходя из самостоятельных представлений о том, какую архитектуру наиболее целесообразно выстроить при том или ином сочетании параметров отдельных кирпичиков, из которых строится машина или вычислительная система. В ОПМ работал великолепный специалист по этим проблемам, Сева Штаркман – так и только так его называли в этом узком мире. У нас с ним сложились очень тесные отношения. И мы часто бывали в этом маленьком, но очень важном научном учреждении.
В его стенах царил дух какого-то научного аристократизма, некоторой даже старорежимности, которую берегли и охраняли офицеры Госбезопасности в чине не ниже старшего лейтенанта. Даже на входе в здание дежурили офицеры охраны, которые, очевидно, проходили какой-то специальный отбор. У входа не было никаких кабинок, они мельком заглядывали в документы гостей, как будто их это вообще не интересует. На самом деле они замечали и запоминали мельчайшие детали. Так однажды, когда я выходил из института после напряжённого рабочего дня, дежурный сделал замечание, что я забыл взять портфель, с которым утром входил в здание. Именно тогда я понял, что самый жёсткий и эффективный режим охраны может быть предельно незаметным и деликатным. И какже веселились сотрудники института, когда я однажды признался, что долго считал, что на входе просто дежурят по очереди работающие в институте программисты.
В коридорах или в зале Учёного совета можно было встретить людей с бородкой и в академической шапочке на голове. Но это были не мумии, а живые, умные и очень весёлые люди, знавшие себе цену.
Не могу удержаться, чтобы не рассказать смешную историю, которую я наблюдал на заседании Учёного совета ОПМ, куда был приглашён на защиту кандидатской диссертации Севой Штаркманом. Всё было, как в кино, например, «Девять дней одного года».
Зал заседаний Учёного совета в виде амфитеатра. Отлично отработанная система защиты. Все знают и любят соискателя, обстановка спокойная и доброжелательная.
В разгаре лето. Окна раскрыты настежь, многие члены совета и гости сидят в рубашках, без пиджаков и галстуков, при этом многие не снимают своих шапочек. Соискатель тоже без галстука, он очень увлечённо излагает содержание работы. Многие члены совета уютно подрёмывают.
Вдруг в зале начинается перешёптывание, один седовласый учёный осторожно подошёл к другому, они о чём-то договариваются, и вдруг Сева начинает нервничать. У меня сразу возникает мысль, что его кто-то сейчас постарается «прокатить».
Становится тише, заседание продолжается, выступают оппоненты, готовится голосование и вдруг слово просит абсолютно дряхлый академик. Шаркающей походкой он подходит к кафедре и совершенно занудным голосом говорит: «Уважаемые члены Учёного совета! Я ничего не понимаю в представленной научной работе». Делает паузу и продолжает: «И ПРЕДЛАГАЮ СЧИТАТЬ РАБОТУ ВЫДАЮЩЕЙСЯ!» И всё той же шаркающей походкой возвращается на своё место в зале.
Бедный Сева воздевает руки к небу, кажется, он готов броситься вдогонку за выступившим. В зале благопристойная тишина, но все проснулись и все довольны – хорошо повеселились. Голосование проходит единогласно!
Наши научные отношения с ОПМ никак не помогали выйти на Королёва, такая задача была нам с Эриком не по зубам. Сергей Павлович проявил инициативу сам. Трудно сказать, что его подтолкнуло к такому шагу, но в этом не было ничего удивительного – он любил и умел устанавливать самостоятельные отношения с людьми и фирмами, которые его интересовали. Никогда не было в нём барского величия, зато увлечённость делом позволяла ему вербовать своих верных соратников в любой части страны, отрасли науки или производства.
Читать дальше