Анатолий Клёсов - Интернет - Заметки научного сотрудника

Ленин в Горках

Поскольку акустики в музее не было, пели, естественно, под фонограмму. Отсчет велся от двадцати. По достижении три-два-один Калинина (она снималась первой) набирала в легкие воздуху, открывала рот и под включенную музыку типа начинала петь. В этот критический момент пьяный осветитель задевал плечом один из софитов, а то и два сразу, появлялись блики и тени, режиссер кричал «стоп», и все начиналось сначала – установка и проверка аппаратуры, поза исполнителя, отсчет от двадцати и так далее. Становилось ясно, что это надолго.

Должен сказать, что на меня большое впечатление произвел Ворошило. Он оказался крупным, широкоплечим, и когда он, набрав воздуха, широко запевал «Вдоль по Питерской», под фонограмму или без, дух захватывало. В одном из перерывов мы фотографировались на память, он обнял меня за плечи, и я просто утонул в его раздольной фигуре. К счастью или нет, но фотографий этих я так никогда и не увидел – гуттаперчевая, которая и снимала, их зажала.

Текст выступления мне пока не давали. Видимо, потому, что мое вступление к передаче должно было по плану записываться последним. В один из перерывов я подошел к режиссеру и аккуратно намекнул, что пора бы мне и на текст взглянуть. Время-то идет, а я бы потренировался лишний раз. Из ответа режиссера я, к своему удивлению, смешанному с ощущением некоторой невероятности, уяснил, что заготовленного текста нет, и я могу говорить, что хочу. Лишнее они вырежут, исходя из продолжительности передачи (и содержания моей речи, мысленно добавил я).

– Ну, – говорю, – ребята, вы даете. Вот это свобода.

Режиссер хмыкнул и с очевидной неискренностью согласился.

Пришлось творить на ходу. Но мыслей особых не было. Я остро ощутил отсутствие необходимой подготовки. Это не химия, где можно было бы сходу ввернуть что-либо про молекулы, или про ДНК с хромосомами, или про ферменты как биологические катализаторы вкупе с соответствующей историей к месту из древнеегипетских времен или на худой конец из боевых операций союзников в южной части тихоокеанского театра военных действий – и все бы пошло как по маслу. А тут что – что Ленин родился в Симбирске? Что он с детства любил музыку? Что снаряд с «Авроры» чудом не угодил в Петроградскую консерваторию? Что «мало расстреливаем профессоров»? В общем, в отличие от своей прямой специальности, про Ленина и музыку, – а именно эта связка мне была нужна, – мне сказать ровным счетом было нечего. По крайней мере того, что аудитория не знала бы и без меня.

За вдохновением обратился к сотруднице музея. Та про музыку тоже не знала, но по моей просьбе рассказала то, что посетителям обычно не рассказывают. Показала узенький лежачок типа жесткий диванчик за дверью, на котором всегда спал Сталин, когда наведывался к Ильичу в Горки. Ложе действительно было более чем спартанское. Провела меня в гараж и показала ленинский роллс-ройс на гусеничном ходу. Иначе в распутицу, по словам экскурсовода, в Горки было не добраться. В общем, на искомую мысль о музыке и вожде меня это не наводило. «Лунной сонатой» в гараже не пахло.

Бродя по музею с блокнотом в руках в поисках соответствующей мысли, я поднялся на второй этаж. И оказался перед тем самым кабинетом Ленина, так знакомым по сотням снимков, рисунков, портретов. Дверной проем перегораживала красная лента. Вокруг – ни души.

Я приподнял ленту, прошел под ней на полусогнутых и очутился перед реликвенным ленинским столом. Сел в кресло, сдвинул чернильницу, ручки и прочие канцелярские принадлежности, положил свой блокнот – и мысль появилась.

Мысль не была просветительской, она не содержала ничего такого, что удивило бы специалистов, да и телезрителей. Я просто набросал то, что… ну в общем, здесь, в моем описании, и неважно. Там было немного про Большой театр, про мурашки по коже от «Вдоль по Питерской» в исполнении Ворошило. И еще к делу вроде бы не относящееся.

А потом поставил всю стейшенери аккуратно на место и спустился обратно к своим. Запись прошла вроде нормально. Замечаний не было. Передачу показали по первому каналу 21 апреля 1980 года.