– Для советских моряков ничего не жалко! Рви полиэтилен!
Сорвали мои моряки, повернулись застенчиво друг к другу спинами, чтобы не видно ЭТО было, пошелестели… Покраснели, смотрю, потом один говорит:
– Нет, ЭТО я своей жене не смогу показать. Те, у входа, лучше.
Все согласились. Купили «Плейбой» и подобные. Довольно много. Матрона была довольна. Моряки тоже.
Принес я в лабораторию презент от моряков – огромную банку селедки, несколько буханок черного флотского хлеба и несколько бутылок водки. Хорошо, что в лаборатории датчанин был, который толк в селедке знал. Мы с ним и остальных попробовать уговорили. А водку еще потом долго пили, до самого моего отъезда. Потому что я им разбавлять ее не разрешал. Иначе неаутентично будет. Оставили до моего скорого возвращения из Москвы. Которое случилось только через девять лет… Но это тоже так, к слову.
А завершение визита кораблей – это была феерия. Пронзительный отход кораблей, с которых на весь Бостон играли духовые оркестры «Дунайские волны», «Прощание славянки», и лицо мокрое почему-то, и толпа рыдающих девушек на берегу… Лейтенанты мои действительно не промах оказались, еще и романы за неделю успели закрутить… И бостонцы, срывающие с руки часы на память нашим морякам – уже не лейтенантам, конечно, а матросам. И матросы, царапающие в ответ записки с адресами: деревня такая-то, такой-то район, область… И водяной салют с американских кораблей, которые перекрестно и непрерывно били пышными струями куда-то вверх и навстречу друг другу, и наши крейсеры шли под этими водяными арками, сверкающими на солнце тысячами радуг. И мокрые от этих брызг корабельные оркестры все продолжали и продолжали играть духовые щемящие вальсы… 1975 год.
В марте 1975 года Берт Вэлли, директор нашей лаборатории биофизики в Гарварде, собрал личный состав и объявил, что на следующей неделе, в понедельник, нас посетит президент Израиля. Мы сидели вокруг длинного, массивного дубового стола, который за многие годы стал совершенно неотъемлемой частью лаборатории. И сейчас, 35 лет спустя, этот стол занимает свое почетное место в конференц-зале лаборатории, которая давно переехала из Питер Бент Бригам госпиталя на новое место, в отдельный корпус, рядом с тем же госпиталем, который теперь тоже называется по-другому – Brigham and Women’s Hospital. – Так вот, гайз, – сказал директор, – наведите хотя бы легкий порядок. Учтите, что Эфраим – мой давний друг. Так что не подведите. Также имейте в виду, что с утра в понедельник здесь будет полно агентов службы безопасности, как наших, так и израильских. Во время выступления Эфраима прошу резких движений под стол или из-под стола не делать.
Мне бы очень не хотелось кого-либо из вас потерять. Добавлю, что брата президента, Аарона, убили два года назад в тель-авивском аэропорту. Помните, когда пятеро террористов открыли там пальбу?
Все помнили. Этот случай прогремел по всему миру. Даже я его знал из советской прессы. Среди более чем 70 погибших был и президент Международного биофизического союза Аарон Катцир-Качальский.
Никто из сотрудников, судя по всему, и в ус не подул. Похоже, что встреча президентов стран в нашей лаборатории – дело рутинное.
Я оглядел сотрудников, часть из которых была в умеренно белых халатах, большинство – в джинсах, остальные – вообще кто в чем. Вэлли был, как всегда, при галстуке-бабочке. И я задал естественный вопрос: какая предполагается форма одежды?
– Гайз, – опять сказал директор, – я был бы счастлив, если бы все вы пришли в костюмах и при галстуках. Но об этом можно только мечтать. Поэтому наденьте хотя бы чистые белые халаты, сделайте одолжение.
В понедельник я пришел, ясное дело, в костюме и при галстуке. Почти все остальные пришли кто в чем. Но белых халатов было все же больше, чем обычно.
Сотрудники службы безопасности были уже там, заглядывая за шкафы, книжные полки и ксерокс-машины. Они различались только значками на лацканах: у американцев черного цвета, у израильтян синие. Или наоборот.
К девяти все расселись у стола, и вошел Эфраим Катцир, урожденный Качальский, действующий президент Израиля. Он оказался весьма располагающей наружности, лет шестидесяти, заговорил на хорошем английском.
Катцир представился как четвертый президент Израиля и сообщил, что из четырех президентов все четыре были учеными. И это для Израиля в немалой степени символично. Сам Эфраим – биохимик, глава Вейцмановского института в Реховоте. Шутливо пожаловался, что переход его из ученых в политики был и продолжает оставаться болезненным, поскольку у политиков «мозги совсем по-другому устроены». Рассказал несколько забавных историй про Берта Вэлли, нашего директора, с которым они вместе то ли учились, то ли работали.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу