Уильям Доусон - Манчестерский либерализм и международные отношения. Принципы внешней политики Ричарда Кобдена

С этого времени Кобден находился под наблюдением врачей до самого конца, который наступил 2 апреля; через два месяца ему исполнился бы 61 год. В феврале Гладстон, тогда канцлер казначейства, предложил Кобдену от лица лорда Пальмерстона пост председателя Аудиторской комиссии с годовым окладом 2 тысячи фунтов. Сознавая все великодушие этого предложения, Коден тем не менее решительно отказался, сославшись на здоровье и неприспособленность к такой работе. Всего лишь за несколько дней до смерти его деятельный ум по-прежнему находил себе занятие в длинных, наполненных размышлениями письмах к друзьям и знакомым.

Яркая личность и мудрые советы Кобдена стали большой утратой для Палаты общин и всей страны; 3 апреля это благородно признал премьер-министр, давний противник Кобдена: «Даже те, кто сильнее всего были не согласны с ним, – сказал лорд Пальмерстон, – никогда не имели повода усомниться в искренности его убеждений… Сколь бы велики ни были дарования г-на Кобдена, сколь бы велика ни была его энергия, сколь бы выдающимися ни были его достижения, беспристрастность его суждений как минимум не уступала всему этому. Он был человеком честолюбивых замыслов, но эти замыслы были направлены на благо его страны и щедро вознаграждены».

Однако лидер оппозиции Дизраэли, упорно двигавшийся по пути, который три года спустя приведет его к премьерству, воздал усопшему трибуну похвалы, лучше выражавшие чувства Палаты и страны: «Когда мы вспоминаем о наших несравненных и невозместимых утратах, – сказал он, – нам остается только одно утешение. Эти выдающиеся люди не потеряны для нас полностью, их слова будут часто цитироваться в этой Палате, мы будем часто ссылаться на их пример и обращаться к нему, а их суждения могут стать частью наших дискуссий. Есть такие члены Парламента, которые, не присутствуя среди нас реально, по-прежнему остаются членами этой Палаты независимо от ее роспусков, капризов обстоятельств и даже от течения времени. Я думаю, г-н Кобден принадлежит к их числу. Я убежден, что когда грядущие поколения вынесут вердикт о его жизни и поведении, о нем скажут, что он, вне сомнения, был величайшей политической фигурой, которую когда-либо рождал настоящий средний класс этой страны, – украшением Палаты общин и честью для Англии».

Брайт тоже присутствовал и выступил в более личном ключе, извинив краткость своих слов тем, что прошло слишком мало времени с того момента, как «самый мужественный и благородный дух, который когда-либо покидал или обретал человеческую форму», улетел с земли в его присутствии. «После 20 лет самой тесной и почти братской дружбы с ним, – добавил он, – я совсем не знал, как сильно люблю его, пока не обнаружил, что потерял его».

Теперь мы должны поговорить об особенностях того времени, в которое жил и работал Кобден, – о сцене, на которой разыгрывалась его роль в многоактной драме эпохи. Обратимся сначала к Европе, какой видел ее Кобден, когда в 1835 г. появилось его первое печатное сочинение. С момента завершения наполеоновской эры тогда прошло два десятилетия, и лишь 14 лет прошло с тех пор, как Наполеон закончил свои дни в одиноком изгнании. Люди все еще вспоминали «Войну» или «Великую войну», череду коалиций и кампаний, которые в конце концов поставили избранника судьбы [8] «Избранник судьбы» – пьеса Бернарда Шоу, в которой автор развенчивает культ Наполеона. – Прим. ред. на колени, сокрушили первую империю и свели Францию к границам, существовавшим до того, как революционное правительство начало нарушать мир и вторгаться на сопредельные территории.

Политический хаос в Европе обрел некую видимость порядка на Венском конгрессе; он работал в 1814–1815 гг., и лорд Каслри, тогдашний министр иностранных дел в кабинете Ливерпуля, был главным английским представителем. Чтобы определить условия мира и перекроить карту континента, дипломаты сначала собрались во французской, а потом в австрийской столице; так предложил Меттерних: чисто французские вопросы лучше решать в Париже, а вопросы общеевропейского масштаба – в Вене. Полвека тому назад работу конгресса принято было оценивать ниже, чем ее оценивали потом. Однако детище дипломатов при всем его несовершенстве воплощало, по крайней мере в основных чертах, дух умеренности и справедливости, – хотя одни монархи и правительства получили меньше, чем хотели, а другие – больше, чем заслуживали.