Уильям Доусон - Манчестерский либерализм и международные отношения. Принципы внешней политики Ричарда Кобдена

Что касается дальнейшей парламентской карьеры Кобдена, то мы отметим здесь только самые важные события. На всеобщих выборах осенью 1847 г. Кобден вновь выступал от Стокпорта – правда, как пассивный кандидат, поскольку все еще был за границей, – и был выдвинут не только в этом избирательном округе, но, без его ведома, и в Вест-Райдинге. Он принял честь, оказанную либералами Йоркшира, которые пригласили его в свои ряды, и представлял этот большой промышленный округ два срока парламентских полномочий. В течение этого периода премьер-министром сначала был лорд Джон Рассел, которого в 1852 г. сменил лорд Дерби. Тем временем Пиль умер в результате падения с лошади 29 июня 1850 г.

Однако задолго до того, как истек второй парламентский срок, Кобден стал все больше ощущать отсутствие взаимопонимания с политическими кукловодами из либеральной партии по большинству важных вопросов, не связанных со свободой торговли. Он пришел к убеждению, что находится не на своем месте. Он ставил новые вопросы, но не находил того отклика у старых друзей и коллег, на который рассчитывал. Самым главным среди всех вопросов было невмешательство [5] Имеется в виду невмешательство (non-interventionism) в международные конфликты третьих стран. Необходимо отличать от принципа невмешательства государства в экономику (laissez faire, laissez passer). Ср. ниже прим. ред. на с. 105. – Прим. ред. . Опыт зарубежных поездок укрепил недоверие Кобдена к Министерству иностранных дел, к политике вмешательства и запутывания, с которой министерство под влиянием лорда Пальмерстона отождествлялось на протяжении доброй половины поколения. В 1850 г. он писал своим избирателям в Вест-Райдинге: «Без всякого преувеличения могу, пожалуй, сказать, что мало кто из англичан имел лучший случай, чем я, ознакомиться с последствиями воздействия нашей внешней политики на другие страны. Я проехал по всей Европе, пользуясь редкой возможностью одновременного и свободного доступа к придворным кругам, министрам и популярным общественным деятелям континентальных государств. Я возвратился в убеждении, что вмешательство нашего Министерства иностранных дел во внутренние дела других стран наносит вред интересам тех, к кому я питаю симпатии, – я имею в виду народы этих стран. Наше вмешательство порождает неоправданные надежды, побуждает к преждевременным действиям, приучает полагаться на внешнюю помощь там, где нужно опираться на собственные силы. Я обнаружил также, что принцип вмешательства, который мы санкционировали нашим собственным примером, без особых сомнений проводится в жизнь другими правительствами ради противодействия нам, что порождает по меньшей мере такие же последствия».

Олицетворением прискорбной политики был лорд Пальмерстон, и Кобден поневоле втянулся в полемику (конец ей положила лишь смерть) с этим властным и высокомерным государственным деятелем, которого искренне считал злым гением английской политической жизни. Во всех позднейших, уже официальных ораторских дуэлях противники выступали с равной воинственностью, откровенностью и убежденностью. Сэр М. Грант-Дафф, которому довелось быть свидетелем, описал один из таких случаев в обращении к своим избирателям. Речь идет о дебатах по внешней политике 1 августа 1862 г., на которых Кобден подверг критике методы лорда Пальмерстона. Вначале Кобден сообщил Палате, что некоторые друзья попросили его «не переходить на личности» и «умерить эмоции» и что он последует этому совету в той мере, «в какой считает себя обязанным». Кобден сдержал слово. Он не называл имен и говорил сдержанно, но его речь звучала суровым, даже язвительным обличением Пальмерстона как государственного деятеля; в ней были беспощадно перечислены все дорогостоящие заграничные авантюры, предпринятые в ущерб решению важных внутренних проблем.

«Вот каковы они, – повествует одно описание того времени, – непримиренные и непримиримые, представители двух очень разных эпох, двух очень разных типов английской жизни. Один воспитан в утонченной, но поверхностной культуре, обычной для молодых людей его положения в начале этого столетия. Он очень решителен, очень сообразителен, но ни по своему характеру, ни по привычкам своей официальной жизни совершенно не склонен глубоко вникать в политические проблемы и вообще предаваться длительному размышлению. Зато он никому не уступит по практической сметке, по быстроте реакции, по знанию конкретных обязанностей государственного деятеля, по умению заручаться поддержкой тех, кого столь справедливо назвали “колеблющейся массой, которая во всех странах и во все времена решала все вопросы”. Другого природа наделила более сильным умом, но прошли многие годы, прежде чем он смог применить свои большие способности в достаточно обширной для них сфере, и он не имел возможности приобрести тот государственный опыт, который, видимо, абсолютно необходим даже самому способному политику, чтобы стать государственным деятелем. Таков он, замечательный образец лучших представителей своего класса, полный высоких и филантропических надежд, полный уверенности в своей способности осуществить эти надежды, но лишенный достаточной гибкости ума и обделенный той заблаговременно привитой методической культурой, которая не позволяет человеку стать рабом одной идеи» [6] Elgin Speeches, p. 25. Справедливости ради следует добавить, что автор приведенных выше суждений снабдил их следующим уточнением: «Эти слова не отражают моего более зрелого мнения о г-не Кобдене, ибо впоследствии я стал оценивать этого выдающегося человека более справедливо, чем тогда, в 1862 г.» .