Мейсон Карри - Режим гения. Распорядок дня великих людей

Сименон оказался, вероятно, самым плодовитым автором ХХ в., он успел опубликовать 425 книг, в том числе более 200 бульварных романов под 16 различными псевдонимами, а также 220 романов под своим настоящим именем и три тома автобиографии. Удивительно, что такой плодовитости ему удалось достичь без ежедневного труда. Франко-бельгийский литератор работал приступами, каждый такой период лихорадочной активности длился две-три недели, а в промежутке он мог неделями и даже месяцами ничего не писать.

Даже в продуктивные периоды Сименон не работал подолгу каждый день. Обычно он просыпался в шесть утра, пил кофе и писал с 6.30 до 9.30. Затем выходил на долгую прогулку, в 12.30 обедал и ложился часок подремать. Во второй половине дня он общался с детьми и вновь гулял, а после ужина смотрел телевизор и в 22.00 укладывался в постель.

Сименон любил изображать из себя механизм, нечто вроде усовершенствованной печатной машинки, выдающей по 80 страниц за раз – как правило, он их практически не редактировал, – но и ему были свойственны писательские суеверия и ритуалы. Во-первых, никто не должен был видеть его за работой, на двери кабинета вывешивалась категорическая табличка «Не беспокоить». Во-вторых, он считал необходимым, сочиняя какой-либо роман, вплоть до окончания работы носить одну и ту же одежду. В кармане рубашки он держал транквилизаторы на случай, если стресс в начале работы над очередной книгой окажется непосильным. А еще он взвешивался до начала работы и по окончании романа, утверждая, что каждый из них обходится примерно в полтора литра пролитого пота.

Потрясающей продуктивности Сименона вполне соответствовала – или даже превосходила ее – другая часть жизни, его сексуальный аппетит. «Большинство людей работают ежедневно, а сексом наслаждаются время от времени, – замечает Патрик Марнхэм в биографии писателя, – но Сименон занимался сексом ежедневно, а работе предавался раз в несколько месяцев, устраивая нечто вроде безумной трудовой оргии».

В Париже Сименон зачастую успевал за одни сутки переспать с четырьмя разными женщинами. По его прикидкам, всего он имел более 10 000 женщин (вторая супруга оспаривала это достижение: никак не более 1200). Свой сексуальный аппетит он объяснял «ненасытным любопытством» к противоположному полу. «Женщины всегда были для меня поразительными личностями, которых я тщетно пытался понять. То был пожизненный, неустанный поиск. Как мог бы я создать в романах десятки и сотни женских образов, если бы не имел столько приключений, иные из которых длились всего два часа или даже десять минут?»

«Я работаю постоянно», – заявил специалист по эволюционной биологии и писатель в интервью 1991 г.

«Я работаю изо дня в день. Работаю по выходным. Работаю по ночам. Кто-нибудь обзовет меня модным словом “работоголик”, сочтет одержимым, даже больным, но это – взгляд со стороны. Для меня это не “работа”, а то, что я делаю, чем живу. Семье я тоже уделяю немало времени, я пою, играю в мяч, посещаю матчи в парке Фенуэй [155]. У меня вовсе не такая уж “односторонняя” жизнь. Но главным образом я работаю. Я не смотрю телевизор, например. И все-таки это не работа, не работа, а жизнь. Это то, что я делаю, что мне нравится делать».

Гулд поясняет, что его несколько устрашающая работоспособность, по-видимому, обусловлена характером и темпераментом:

«Странная, не поддающаяся анализу смесь – элементы наследственности, воспитания, среды. Все вместе так удачно сложилось. Во-первых, нужно иметь достаточно физических сил – это уже не у каждого есть. Я, скажем, физически не очень силен, но у меня много интеллектуальной энергии, всегда ее было много, и я всегда мог работать день напролет, у меня нет потребности встать, чтобы попить воды или посмотреть телевизор. Я буквально сажусь и работаю весь день подряд. Некоторым людям кажется, будто это вопрос морали или воспитания. Вовсе нет. Гораздо больше зависит от здоровья, темперамента, запаса энергии. Я так и не понял, почему каждый человек такой, каков он есть».

[156]

Автор романов и рассказов был, если воспользоваться выражением его биографа Филипа Дэвиса, «одержим временем». Его дочь вспоминала, что отец всю жизнь отличался «абсолютной, маниакальной точностью» и, если по чей-то вине рисковал опоздать, впадал в сильнейшее беспокойство. Маниакальная пунктуальность сослужила ему хорошую службу в творчестве: хотя Маламуд много лет работал в школе, у него всегда оставалось время для творчества, и ему никогда не изменяла самодисциплина. «Дисциплина – вещь необходимая, – утверждал он. – Если ради искусства нужно держать себя в строгости, так держите себя в строгости».