Мейсон Карри - Режим гения. Распорядок дня великих людей

До офиса он добирался между часом и тремя, в зависимости от того, планировался ли деловой обед или нет. Явившись, тут же доставал из кармана или из башмака мелочь и посылал кого-нибудь из младших в кондитерскую за углом купить сластей. За стаканом морковного сока или чашкой чая просматривал записную книжку, проверяя, какие мероприятия назначены на день и на вечер и кому надо позвонить. В это время он сам принимал входящие звонки и просматривал гору ежедневно поступающей почты, решая, какие письма, приглашения, подарки и журналы можно сложить в “капсулу времени”, как называли сотни коричневых картонных коробок размерами 25 × 45 × 35 сантиметров – их, наполнив, опечатывали, проставляли дату и уносили в хранилище, а на место заполненной коробки тут же подставляли пустую. Разве что одну сотую всех вещей, которые ему присылали, он оставлял себе или отдавал кому-нибудь. Все остальное отправлялось в коробку. Тем не менее, поскольку Энди интересовался всем подряд, эти вещи он тоже считал “интересными”… В центральном холле он задерживался на час или два, беседуя с сотрудниками обо всем на свете – об их романах, диетах и кто где провел вечер. Затем он перебирался на подоконник с солнечной стороны, где у него под рукой находились телефоны и газеты, пролистывал журналы и отвечал на звонки, обсуждал дела с Фредом и Винсентом [Фред Хьюз и Винсент Фремонт – личный менеджер и главный менеджер офиса]. Наконец он перемещался в свою мастерскую в дальней части верхнего этажа возле грузового лифта и там рисовал, вырезал, перекладывал и комбинировал созданные образы вплоть до конца рабочего дня. Затем он усаживался с Винсентом и разбирал счета, болтал по телефону с друзьями, прикидывая маршрут на вечер. Между 18.00 и 19.00, дождавшись, чтобы схлынул основной поток часа пик, он шел на Парк-авеню и там брал такси до дома. Дома он задерживался на несколько минут, “полируясь”, как он это называл: умывался, поправлял фирменную серебряную прядь и иногда – подчеркиваю, иногда – переодевался, но только в честь действительно “важного” вечера. Затем он проверял, вставлена ли в его камеру пленка. (С середины 1960-х до середины 1970-х Энди непрерывно записывал все разговоры, но ближе к концу 1970-х ему это надоело, и он записывал, лишь если видел в этом какой-то смысл, то есть предполагал, что реплики могут быть использованы в пьесе или киносценарии.) И вот он покидает дом – порой за вечер он успевал побывать на нескольких вечеринках, в другой раз ограничивался посещением кинотеатра и ужином. Но до сколь бы позднего часа он ни задержался, на следующее утро спозаранку я уже выслушивала очередной “выпуск дневника”».

«Когда я пишу книгу, я с утра собираю себе сухой паек и прячусь на четыре-пять часов в хижине возле балки, – писал в 1981 г. американский эколог [129]и эссеист в ответ на вопрос поклонников о его манере работать. – Между книгами я беру отпуск на несколько месяцев, и тогда главным моим грехом становится меланхолическое безделье, пока я не вернусь к работе. Жить с писателем нелегко: если он не работает, он несчастен, когда работает – одержим. Во всяком случае так происходит со мной».

С утра Эбби «разогревался», куря сделанную из кукурузного початка трубку и отвечая на пару писем. Усесться за работу ему было непросто. «Ненавижу обязательства, сроки, работать под гнетом, – писал он своему редактору. – Хотя, с другой стороны, люблю получать деньги авансом и только под давлением и могу работать».

Виктор «был серьезным и вдохновенным художником, – пишет Джереми Треглоун в опубликованной в 2004 г. биографии Притчетта, – но в первую очередь он был профессиональным писателем и чрезвычайно гордился тем, что этим ремеслом зарабатывает себе на жизнь». Чтобы заработать литературным ремеслом, британский эссеист и автор коротких рассказов строго придерживался постоянного расписания. По утрам он часов в семь или в половину восьмого неторопливо заваривал чай для себя и жены и приносил его в постель вместе с утренними газетами. Поборовшись с кроссвордом в Times , он возвращался на кухню и готовил себе завтрак – единственную за день еду, которую он готовил: обычно яйца, бекон и подгорелый тост, а жене наливал еще чашку чая. Умывшись, Притчетт наконец удалялся в свой кабинет, к которому приходилось подниматься по крутой лестнице на четвертый этаж – подальше от шумной лондонской улицы.