Мейсон Карри - Режим гения. Распорядок дня великих людей

В автобиографии Кристи признает, что и после издания десяти книг она все еще не считала себя «настоящим писателем». Ей не приходило в голову, заполняя анкеты, написать в строке «род занятий» что-то иное вместо «домохозяйка».

«Любопытно, что я плохо помню, как писала книги сразу после замужества. Наверное, я так наслаждалась жизнью, что работала лишь урывками, между делом. У меня никогда не было собственной комнаты, предназначенной специально для творчества» [75], – рассказывала Кристи.

Журналисты, мечтавшие сфотографировать автора детективов на рабочем месте, сталкивались с неожиданной проблемой: у писательницы его не было. «Мне нужен был лишь устойчивый стол и пишущая машинка, – объясняла Агата. – Я уже привыкла к тому времени писать сразу на машинке, хотя начальные и некоторые другие главы по-прежнему сперва записывала от руки, а потом перепечатывала. Очень удобно было писать на мраморном умывальном столике в спальне или на обеденном столе в перерывах между едой…»

«Многие друзья удивлялись: “Когда ты пишешь свои книги? Я никогда не видел тебя за письменным столом и даже не видел, чтобы ты собиралась писать”. Должно быть, я вела себя как раздобывшая кость собака, которая исчезает куда-то на полчаса, а потом возвращается с перепачканным землей носом. Я делала приблизительно то же самое. Мне бывало немного неловко “идти писать”. Но если удавалось уединиться, закрыть дверь и сделать так, чтобы никто не мешал, тогда я забывала обо всем на свете и неслась вперед на всех парусах» [76].

«Моэм сравнивал привычку писать с привычкой пить: и ту, и другую легко приобрести и трудно от них избавиться, – рассуждает Джеффри Мейерс в опубликованной в 2004 г. биографии английского писателя. – Для него это было скорее зависимостью, чем призванием». Неплохая зависимость: за без малого 92 года своей жизни Моэм опубликовал 78 книг [77]. Он писал по три-четыре часа каждое утро, назначив себе норму от 1000 до 1500 слов. Работа начиналась прежде, чем он усаживался за стол: первые две фразы он продумывал, лежа в ванне. Когда он принимался за работу, ничто не должно было его отвлекать. В отличие от Гертруды Стайн Моэм не считал возможным сочетать работу и любование пейзажами, он всегда ставил стол против глухой стены. Заканчивая работу около полудня, Моэм часто испытывал нетерпеливое желание взяться за нее заново. «Когда пишешь, когда создаешь персонаж, то он все время с тобой, ты занят им, он живет», – говорил Моэм и добавлял, что когда «отрезаешь это от своей жизни, жизнь становится довольно-таки одинокой».

В 1939 г., предчувствуя скорую войну, Грэм Грин встревожился: не умереть бы, так и не закончив книгу, которую он заранее считал для себя главной, – «Силу и славу». Но он также боялся оставить вдову и сирот в бедности, а потому в очередной раз взялся за написание «чтива» – мелодраматических триллеров без особых содержательных и стилистических изысков, зато доходных. При этом он продолжал корпеть над своим шедевром. Чтобы не отвлекаться на быт, Грин снял для себя отдельную студию, адрес и номер телефона которой был известен только его жене. Там он изо дня в день работал по строгому расписанию, по утрам писал боевик «Доверенное лицо», а во второй половине дня принимался за «Силу и славу». Чтобы осилить две книги одновременно, писатель принимал две таблетки бензедрина: одну по пробуждении, а вторую в полдень. Это позволяло ему писать по утрам по 2000 слов при обычной норме 500. За шесть недель «Доверенное лицо» было закончено и отправлено в печать; на «Силу и славу» понадобилось еще четыре месяца.

К подобной продуктивности (как и к приему стимуляторов) Грин отнюдь не был склонен в более спокойные периоды своей жизни. Перевалив за шестьдесят лет, он понизил планку и вместо прежних 500 слов в день требовал с себя уже не более 200. В 1968 г. на вопрос интервьюера, можно ли его назвать приверженцем графика «с девяти до пяти», он отвечал: «Господи, скорее уж с десяти до четверти одиннадцатого».

[78]

Первую инсталляцию Корнелл сделал в 1934 г., вскоре после того, как получил работу в большом манхэттенском ателье в отделе домашнего дизайна. Работа с 9.00 до 17.00 была скучноватой и малооплачиваемой, но Корнелл продержался в ателье шесть лет: он считал себя обязанным содержать семью, мать и брата-инвалида. Они жили все вместе в маленьком домике в Флашинге (Квинс), а в мире искусства Корнелл в ту пору не пользовался известностью.