Мередит Маран - Зачем мы пишем. Известные писатели о своей профессии

После того как я окончила в 1983 году Мастерскую писателей Айовы, я вышла замуж и переехала на восток, потому что и моя семья, и мой муж были там. Мне была нужна работа, и я подумала: может быть, стоит попытаться и вернуться в издательское дело. Я могла, например, устроиться на работу в университетскую типографию. Я прошла тест на набор текста, и женщина, принимавшая экзамен, сказала: «Вы напечатали девяносто слов в минуту без ошибок. Я уверена, что мы сможем найти вам работу». Я ликовала. Но на самом деле она ничего не могла и ничего не нашла. Шли месяцы; пока я ждала вакансии, мне пришла мысль подать заявку на стипендию Бантингского института, хотя, честно говоря, я не думала, что у меня был хоть малейший шанс ее получить. Я была в этом так убеждена, что, когда они связались со мной и сказали, что в моих бумагах не хватает одной рекомендации, я ничего не стала делать.

В это время мне случилось обедать с поэтессой Мартой Коллинз. Пока мы разговаривали, как-то всплыла тема моей заявки и отсутствующей рекомендации, на что она ответила: «Я дам рекомендацию». Я сказала: «Все равно я не получу Бантинг», но она отправилась прямо в дирекцию университета и сказала, что она мой второй рекомендатель. И той осенью я стала членом Бантингского института в Рэдклиффе.

Первым моим днем был понедельник. Я помню, как все сидели в кругу, представлялись, и, когда очередь дошла до меня, я представилась как «будущий писатель», на что одна женщина стала возражать и делала это до тех пор, пока я, наконец, не признала себя настоящим писателем. Там царила такая благожелательная атмосфера ожидания, что к пятнице я решила написать роман. Помню, как писала первую строку романа, который потом стал «Типичным американцем». Вижу, как печатают пальцы: «Это американская история».

Мной начали интересоваться агенты, в основном узнававшие обо мне по опубликованным рассказам; я писала им всем, что свяжусь с ними, когда у меня будет роман, и завела специальный файл с их именами. Завершив роман, я открыла этот файл и разослала агентам свой текст. К моему удивлению, он всем понравился. Я выбрала агента, который затем нашел несколько заинтересованных издательств, и мы продали книгу Сеймуру Лоуренсу из Houghton Mifflin. Все казалось невероятным. Если честно, я до сих пор не могу в это поверить.

У меня уже был ребенок, и я знала, что для работы придется искать какое-то помещение вне дома, – кстати, именно это я рекомендую сделать молодым матерям, пытающимся писать. Поскольку я получила довольно большой аванс, мне удалось приобрести маленький офис. Какое это удовольствие! Когда я зашла в него впервые, то подумала: вот и я стала постоянным обитателем литературного мира.

Мой путь к успеху совершенно необыкновенный. Я невероятно благодарна за все, что со мной произошло, что мне помогли найти мое место в литературном процессе. Теперь я имею возможность писать и ужасно боюсь за других писателей.

У меня такое чувство, будто в самый последний момент я успела запрыгнуть в лодку, уже отчалившую от пристани. Конечно, в мультикультурном пространстве огромное множество проблем, но мой пример свидетельствует, что даже те, кто никогда не мог стать писателем в силу своего происхождения и воспитания, теперь пишут книги. Это может здорово поменять мир.

Я продолжила жить в своем маленьком заколдованном пространстве, куда входили замечательное издательство Knopf и мой потрясающий редактор Энн Клоуз. Я пошла на огромный риск, занявшись сочинительством книг и превратив это в дело своей жизни, но мой дом, мои близкие всегда находились рядом и поддерживали меня на каждом шагу.

Я даже не представляла, что издательский процесс настолько сложен. В этом вопросе я, конечно, была полной невеждой, пока мои собственные интересы не пересеклись с книгоиздательским бизнесом, с распространением и продажей книг. Я не знала, каким тиражом продавались мои книги – это никак не входило в круг моих жизненных интересов. Честно говоря, для меня это до сих пор большая загадка, хотя в общем в ситуации я уже разбираюсь лучше, чем раньше. Могут ли молодые люди позволить себе подобную невинность? Я знаю, что литературный процесс – то дело, в котором мы все участвуем, – слишком уязвим и хрупок на фоне господствующей ситуации. Поэтому каждый, кому небезразличен писательский труд, должен стать б о льшим реалистом, чем был в прошлом.