Мередит Маран - Зачем мы пишем. Известные писатели о своей профессии

Но люди с моим происхождением не становились писателями, и возможно, я не писала бы сегодня книги, если бы Фицджеральд не сказал мне: «Почему ты на медицинских курсах? Ты должна работать со словом. Если не собираешься стать писателем, тебе следует заняться хотя бы редактурой». Затем он позвонил своему редактору в Doubleday и сказал: «У меня есть студентка. Ты должен дать ей работу».

Сейчас я осознаю, что такое случается не с каждым, но в 1977 году я недостаточно знала об окружающем мире, чтобы удивиться. Я скорее восприняла поступок учителя как услугу, ну, если он мне сказал бы: «Я знаю дешевую квартиру, которую ты можешь снять», – что-то полезное и только.

У Doubleday тогда была образовательная программа для сотрудников, по которой организация платила за любые внешние курсы, которые хочешь пройти. Поэтому я пошла на курсы документальной и научно-популярной литературы в Новой школе, а когда я сдала свое задание, учитель сказал: «Это лучшая работа из всех, что я видел за последние годы. Ты должна серьезно подумать. Тебе надо быть писателем». Я подумала тогда: «Как странно. Еще один человек считает, что я должна писать». Я начала покупать литературные журналы и общаться с людьми, интересующимися литературой. Одним из них был Джонатан Уэйнер, позже написавший «Клюв зяблика»; в те годы он отошел от поэзии и переключился на научно-популярную литературу, которая его очень воодушевляла.

Через некоторое время стало ясно, что, работая в издательстве, я не делала то, что действительно хотела (писать книги), да и платили не очень много. Родители, конечно, желали, чтобы я занималась чем-нибудь более практичным. Мой отец постоянно говорил: «У тебя должен быть талон на обед», – это был образ, наиболее близкий его пониманию, поскольку в душе он остался иммигрантом. Поэтому я подала заявление в школу бизнеса; к этому времени я уже прошла подготовительные медицинские и юридические курсы, а вот вопросы управления я еще ни разу не рассматривала как возможный вариант.

К моему удивлению, я поступила и в Гарвард, и в Стэнфорд, остановилась на Стэнфорде, потому что там была хорошая программа писательского мастерства. Я, честно говоря, была совсем сбита с толку, но все-таки посещала занятия по художественной литературе, пока училась в школе бизнеса, и они были чудесны. Сначала я прошла продвинутый курс с Майклом Куком. Потом поняла, что не знаю основ, поэтому вернулась и прошла курсы для начинающих со Стефани Вон. Все это несколько отдавало сумасбродством, но Майкл и Стефани были по-настоящему талантливыми учителями, и они многому меня научили.

После первого семестра я забыла об управлении и школе бизнеса. Вместо этого постоянно читала; за тот год, думаю, я прочитала сотню романов.

Наконец, я взяла отпуск и записалась в Мастерскую писателей Айовы.

Я была в Айове в начале 1980-х годов, в гораздо более простое время. Сейчас там всюду агенты программ магистрата изящных искусств, но тогда агенты были еще в далеком будущем. Я не помню, чтобы кто-то обсуждал агентов или думал, как их заполучить; об издательствах тоже не особенно говорили. Все думали только о работе.

В Айове я училась вместе с Бэрри Ханна, который однажды проводил конкурс работ, написанных в стиле Раймонда Карвера. Конкурс был анонимным: мы все подписывали свои работы именем «Раймонд Карвер». Поэтому на следующий день, когда Барри объявлял победителя, он поднял работу и спросил, кто ее написал. Я онемела, когда поняла, что это моя работа, и я должна был поднять руку. Я до сих пор помню этот момент – и счастливый, и ужасный одновременно. Недавно кто-то сказал мне: «Ты замечательный оратор, но почему все твои рассказы о смущении?» Я поняла, что в этом есть доля правды. В общем, так все складывалось. Я опубликовала под своим настоящим именем Лиллиан Чжень первый рассказ, когда еще участвовала в программе издательства. Как только я увидела «Лиллиан», я подумала, что та личность, которая написала рассказ, была не Лиллиан; и после я всегда издавалась под именем «Гиш». Гиш – прозвище, которое я получила в школе.

Я не знаю, что из этого было курицей, а что – яйцом, но мое становление как писателя во многом связано с принятием этой второй личности, созданием человека, который писал. Лиллиан была милой китайской девочкой. Гиш уже не так мила и послушна. Гиш стала той, кто открывает мне дверь, когда я возвращаюсь ночью в общежитие колледжа, той, кто попадает во всевозможные неприятности. Все то, что не было доступно для Лиллиан, было доступно для Гиш. Я все еще думаю, что Лиллиан весьма исполнительная. Я ответственный человек. Я мать двоих детей и член общества, более или менее стабильно стоящий на ногах, но, будучи Гиш, я обрела свободу, которой Лиллиан не знала. Свобода пришла, когда я начала писать.