Глория Мур - Ломовая Лилия

– В Городе Счастья живут Боги. Они научат вас всему, что знают сами, – сказала Сати.

– Боги? – Я насторожилась. Уж не хочет ли эта безумная отправить меня на тот свет?

– Да, Боги. Они пришли сюда давно, много миллионов лет назад. Они выглядят как люди. Но они Боги, – она сказала это так, словно говорила не «Боги», а «сапожники» или «крестьяне».

– Ладно, Сати. Я пойду с тобой, куда скажешь. Выбора у меня все равно нет.

– Вы должны согласиться добровольно, мисс Лилия. – Сати поклонилась

– Я согласна. Добровольно. Как будто у меня есть выбор, – добавила я по-русски. – Идем.

– Нет, мисс Лилия. В Город Счастья нельзя идти без подготовки. Это может плохо кончиться.

– Ну давай, готовь меня, и пошли. – Я встала.

– Подготовка займет не меньше недели, мисс Лилия. – Сати опустила глаза.

– Что?! Неделя! Неделю я должна торчать здесь, в диком лесу, а Никита за это время сто раз умрет!

– Он не умрет за эту неделю. Он не умрет, пока вы рядом, – твердо сказала Сати.

– Что я должна делать? – спросила я, вспомнив об обещании, только что данном себе, – выполнять любые условия, чтобы спастись.

– Вы должны пить как можно больше. Я приготовлю очистительные чаи. И я научу вас медитировать.

– Это все?

– Нет. Будут запреты.

– Какие?

– Нельзя есть, нельзя испытывать гнев, нельзя употреблять бранные слова.

– То есть ты хочешь сказать, что должна сидеть под пальмой, петь «харе Рама», голодная и счастливая? Целую неделю?

– Нет, петь не нужно.

– Ну спасибо и на этом. Только я сильно сомневаюсь, что голод приведет меня в состояние нирваны.

– Вы должны постараться, мисс Лилия. Это важно.

– Ладно, – сказала я, понадеявшись, что в такой жаре есть мне не захочется. Неделю как-нибудь продержусь. А ругаться буду про себя.

Я раньше слышала о лечебном голодании и чистках. Это когда люди добровольно истязают себя с целью избавиться от болезней. Проведя неделю в таком режиме, могу уверенно сказать – эти люди – герои. Таких жутких мук я не испытывала никогда. В первый день самые большие мучения доставляли не завывания в желудке, а воображение, рисовавшее ежесекундно одно лакомство за другим. На второй день меня снова заперли в хижине – чтобы не наелась чего-нибудь в джунглях, где в изобилии росли как съедобные, так и ядовитые плоды. Сати научила меня медитировать, и хотя мне это показалось поначалу странным, именно медитация спасла меня от нервного срыва. Она отвлекала, унося в другой мир. Но голод доставал и там. Ночь и день, из-за того, что я плохо спала, перемешались за трое суток в один черно-белый клубок, заставляя путать сон с явью. Мне стали слышаться голоса, непонятные звуки, я видела вспышки и искры перед глазами. Впрочем, все это не удивляло. Трудно было ожидать чего-то другого. К Никите меня не пускали, давая только раз в день заглянуть через дверной проем и убедиться, что он дышит. За ним ухаживали Сати и молчаливая женщина с совершенно черной кожей в белом сари. Завидев меня, она всегда удалялась на почтительное расстояние и кланялась. Мук мне добавляла еще и невозможность нормально помыться. Единственным источником воды был полувысохший ручей.

На четвертый день я почувствовала, что голод отпускает жуткие тиски, и подкидываемые воображением жареные цыплята с картофелем фри уже не вызывают прежнего энтузиазма. Меня выпустили из темницы. Обезьяны, во множестве живущие на деревьях и бросающиеся кожурой бананов, которую в первые дни я была готова проглотить целиком, перестали раздражать. Насекомые и ящерицы, вначале вызывавшие у меня ужас, а затем – желание попробовать их на вкус, уже не волновали. Я больше не хотела есть. В голове прояснилось, исчезли искры перед глазами, тело стало невесомым. Сати сказала, что можно приступать к очищению, и дала выпить горький порошок. На этом голодная эйфория закончилась.

Остальные дни описывать не стану, дабы не ранить чувства читателя. Скажу только, что аюрведческая чистка организма – штука не для слабонервных. Травы, которые давала мне Сати, были сильным слабительным. В общем, я не скучала. К концу недели (или месяца? Время тут тянулось бесконечно долго) я перестала делать последнее, на что еще была способна. Я перестала злиться. Все вокруг перестало меня интересовать. Я смирилась с тем, что нам с Ником придется умереть в глухих индийских джунглях. «Они жили счастливо, но недолго – и умерли в один день…» – звучал у меня в голове голос актрисы из радиотеатра. Одно омрачало романтику такой кончины. Я умру не от яда или кинжала, и даже не от пули, а от банальной медвежьей болезни. Все-таки Сати настоящая извращенка. Так мучить человека перед смертью! Впрочем, для душевнобольной она вела себя по-божески – вообразила себя хранительницей великой миссии и знахаркой. Бывает и хуже.