Альберт Зеличенок - Посиделки в межпланетной таверне «Форма Сущности» (СИ)

— И ты сюда так же угодил, извращенец?

— Да нет, я сам пришел. Я, понимаешь ли, учёный. Тема диссертации: «Дракон как высшая стадия монструизма». Начал главу «Драконус вульгарис в его естественной среде пропитания» и решил собрать экспериментальный материал. Однако сам попался — в качестве подножного корма, думаю. Но, видимо, оставлен про запас.

— Подожди, с тобой все ясно, но мы-то, драконы, ей зачем?

Мне живо представились заманчивые картины жуткого сексуального рабства, в котором коварная обольстительница держит крепких молодых пленников, многократно возбуждая их бесстыдными ласками и доводя до оргазма по тридцать раз в сутки. Моя горячая молодая кровь воспламенилась, когда перед мысленным взором предстали сцены насильственного полового соития, которому она подвергает своих узников. Возможно, порой она приглашает столь же неудовлетворенных примитивным сельским бытом подруг, и они сплетаются с невольниками в коллективном экстазе. Ах, какое унижение драконьего достоинства!.. Увы, прозвучавший в этот момент ответ Макара развеял все иллюзии:

— Видишь ли, края здесь бедные, дичи мало, окрестные жители повадки вашего племени знают и всегда настороже, путешественникам тоже тут особенно делать нечего. А кушать хочется. Между прочим, дракон — это не только лапы, крылья, хвост и неуёмные сексуальные амбиции. Это ещё и несколько тонн сочного розового мяса, из которого добрая хозяйка всегда сумеет приготовить что-нибудь вкусненькое для себя и для семьи.

Каннибализм! Какая мерзость! Я прикрыл морду передними лапами, чтобы гуманоид не увидел слёзы стыда на моих глазах.

— Как?! — прошептал я дрожащим голосом. — Здесь питаются разумными существами?!

— Дошло, наконец, — устало кивнул он. — Кстати, мозг — это деликатес. Его и под маринадом можно, и с горошком, и с жареной картошечкой. Но всё-таки быстро она тебя захомутала, — сменил он неприятную тему на обидную. — С другими ей понадобилось дольше повозиться. С самыми недоверчивыми пришлось даже предварительно в брак вступать. А ты и поверил, что она невинная девушка? Да она уж замужем раз пятнадцать была. Но заканчивали все — и мужья, и не мужья — одинаково. Разнежится очередной избранник где-нибудь в конце третьего медового месяца у любящей жены под крылышком, бдительность потеряет, глядь — а он уже с гарниром под соусом пикан или на шампуре в компании помидорных ломтиков.

— О, женское коварство! — воскликнул я.

— И я говорю, — подтвердил он.

Три дня мы с ним просидели. Неплохой парень оказался. Если бы не его анекдоты, не знаю, как бы и выдержал. Кормили, что характерно, как на убой (еду проталкивали в крысиную норку). Однако на четвёртые сутки мое терпение лопнуло. Я уставился на валун, загораживающий вход, с такой яростью, что, казалось, его отшвырнет миль на десять. Однако он стоически выдержал мой взгляд и не шелохнулся. И напрасно, потому что в запасе у меня было ещё кое-что, и этим кое-чем, доведенным яростью до сверхвысоких температур, я дохнул на преграду. Этого не перенёс и камень осыпавшись грудой осколков. Сметая их с пути, я, как пробка от шампанского, рванулся в дыру, и Макар едва успел ухватиться за кончик моего хвоста. Как он не свалился в начальной фазе полёта — ума не приложу. Было бы жаль, у меня в его отношении имелись свои планы, о которых скажу позже.

— Ну что, — спросил он, довольно ловко перебираясь ко мне на спину, — куда полетим?

Я, как вы уже, наверное, поняли, не из пугливых, но, думаю, никто не осудит меня за то, что после всего происшедшего целые сутки, не покладая крыльев, я нёсся на запад. Наконец усталость взяла своё, и я даже не спланировал — рухнул на опушке какой-то пущи. С ближайшего поля с визгом сыпанули поселяне и поселянки в малохудожественных одеждах, побросав сельхозинвентарь. Устало шевельнув хвостом, я подтянул к себе зазевавшуюся лошадь. На вкус та оказалась как подошва — типичная заморенная кляча, каковой она, собственно, и была. Но так или иначе, червячка я загубил и уснул.

Пробудился я от неприятного зуда в конечностях. Попробовал размять их и обнаружил, что лапы и крылья туго-натуго связаны, а хвосты примотаны к довольно крепкому — на рывок и даже на повторный рывок — дереву. С неба на мои попытки освободиться холодно взирала луна. Судя по ее положению, было в районе полуночи. Макара я нигде не увидел. Неподалеку горел костер, и нетрезвые голоса горланили песню про Мэри, которая пошла в лес за грибами, но ошиблась в расчетах, и о том, что она в результате потеряла, а что — приобрела. Дальнейшая её судьба была описана в столь захватывающих подробностях и с таким знанием особенностей мужского и женского организмов, что даже я заинтересовался.