Сергей Лукьяненко: Остров Русь

— Тот, чернявый, сразу видно — дурак. А дураки опасны... Того ж, на печи, пожалуй можно будет использовать...

Однако вернемся к нашему герою.

Расправившись с дровами и потирая многочисленные синяки, Иван приблизился к перепуганному Емеле.

— Познакомься-ка с моей левой рученькой! — крикнул Иван и отвесил Емеле оплеуху.

Емеля охнул.

— Познакомься-ка и с правой рученькой! — продолжил Иван.

Емеля ахнул. Потер горящие как огонь щеки и удивленно констатировал:

— Левая рука у тебя покрепче будет. Левша что ли?

— Левша, — смущенно признался Иван. — Переученный, правда...

— Так и я левша!

Недавние враги потупились.

— Ну что, разойдемся, что ли?.. — предложил Иван.

— А может сперва поужинаем, богатырь? — предложил Емеля.

Польщенный Иван улыбнулся.

— А с поленьями ты лихо управлялся, — признал он. — Я уж думал — не сдюжу!

Емеля зарделся.

— Я трактир один знаю, — начал он. — Медовуха там знатная...

— Медовуху я люблю.

Не сговариваясь, Иван с Емелей собрали с земли щепки и запихали их в печь. Потом Емеля взобрался на лежанку, Иван — на коня, и новоиспеченные друзья неспешно двинулись к трактиру.

— Я печи-то люблю, — смущенно признался Иван. — С малых лет на загнетке валялся. Зола теплая, сажа мягкая... Мамка парным молочком поит. Лепота! Одна беда — отмыться толком не могу. Зола аж до костей въелась.

— Ничего, — махнул рукой Емеля. — Сходим как-нибудь в баньку, отскребем...

— А ты зачем в стольный град пожаловал? — поинтересовался Иван. — В богатыри?

— Не, куда мне в богатыри-то... — Емеля склонился с печи и прошептал Ивану на ухо: — Любовь у меня. Царевну полюбил.

— Какую?

— Несмеяну, дочку Владимирову. Вот рассмешу ее да и получу в жены. Еще и полцарства обещают.

— А как рассмешишь?

Емеля потупился.

— Да... Есть у меня одна примочка... Справлюсь.

За разговором и не заметили, как до трактира добрались. Народ на улицах дивился, но охальничать не спешил. Видать булава Иванова производила хорошее впечатление на заносчивых киевлян.

У трактира Иван слез с коня, бросил поводья подбежавшему мальчишке-половому и велел:

— Задашь меру овса, да протрешь досуха. Не ленись, а то обижу.

Иван двинулся в гостеприимно приоткрытые двери трактира. За его спиной Емеля втолковывал половому:

— Нарубишь дров, только осиновые не бери, бери березовые. От них жара больше, а копоти меньше. Золу выгребешь. Приду — проверю!

Свободный стол нашелся не сразу. Пришлось выгрести из-за него четверых пьяных киевлян да отнести их к двери. После этого друзья уселись друг против друга и лукаво переглянулись.

— Медовухи! — гаркнул Иван.

— Зелена вина! — добавил Емеля.

Из закуски имелись лишь медовые пряники по копейке пара и печеные каштаны. Но друзей это не смутило.

— Как будешь к Несмеяне пробиваться? — поинтересовался Иван после третьей кружки медовухи. — Простых мужиков к ней пускать не велено.

— А я простой? — плаксиво спросил Емеля, роняя голову в ладони. — Простой, да?

— Емелюшка, не обессудь... — Иван похлопал друга по плечу. — Я-то знаю какой ты крутой, а Владимиру сие неведомо. Знаешь что, иди-ка со мной в богатыри! Тут-то тебе дорога к Несмеяне открыта будет.

— Подумаю, — наполняя очередную кружку, сказал Емеля. — Подумаю...

Медовуха с пряниками шла замечательно. Когда бражники приступили к зелену вину, на Ивана напала сентиментальность.

— Ох, отец-богатырь, как же ты без меня будешь? — причитал он. — Кого теперь сечь станешь? Ох, мамка! Ох, печка теплая... Я ее, бывало, по всей избе двигал, выбирал, где поуютнее...

— А моя печка сама ездит... — лепетал Емеля, — это все она... Она удружила...

— Кто, она? Печка?

— Какая печка?

Иван поморгал и наполнил кружки заново.

— Она... — продолжал говорить загадками Емеля. — И в Киев она меня отправили. Женись, говорит, на царевне. А я ехать не хотел, ленивый я очень. К тому же и родным помогать надо. Папка старый... ик!.. мамка старый... Как они дрова из леса возить будут?..

Емеля встал и побрел к двери. Иван продолжал пить. Когда Емеля вернулся, будущий богатырь уже заказал новую четверть вина.

— Печку я домой отправил! — падая на стул, сообщил Емеля. — Пускай она мамке дрова возит! Наливай!

От дальнейшего вечера у Ивана сохранились самые смутные воспоминания. Помнилось, что ходили они с Емелей по трактиру и спрашивали у бражников, не печенеги ли они. Но печенегов не нашлось. Потом пили медовуху. Потом опять зелено вино. Иван кричал, что Емеля ему теперь — брат родной, а Несмеяна — золовка ненаглядная. И объяснял, что Емеля непременно будет богатырем. Пили. Требовали у трактирщика закуску, но и пряники и каштаны кончились. Емеля клялся, что для Ивана ему ничего не жалко. И что закусь он враз организует...