С тех пор и прилипло. Стал Никодимыч Крокодилычем. Да он особо и не обижался.
Крокодилыч только что провел урок труда с «восьмым» – тремя совершенно отмороженными разбойниками с Новой улицы и тихой девочкой Надей Будаковой – дочерью моих соседей. Урок состоял в том, что Надя мыла полы в коридоре и сенях – раздевалке, а завхоз с разбойниками чинил крышу над библиотекой. Давно пора. На своем опыте знаю, крыша там – караул! Вся в дырах! А еще барский дом называется.
Крокодилыч происходящему в учительской как будто не удивился, мужественно принял Вальку на грудь, одной рукой обхватил ее за талию, второй схватил за руку и, затренькав губами вальс Бостон, сделал с дамой пару вальсирующих па.
– Крокодилыч! Пусти! Не до тебя! – взвизгнула Валька, вырвала ладонь из его мозолистой клешни, схватила пальтишко с вешалки и выбежала в коридор.
– Во дает! – констатировал Крокодилыч, выглядывая в оконце. – Она ж как была в туфлях по лужам побежала. Во наяривает! Ха-ха-ха!
Я тоже глянул в окно. Бегать в туфлях-лодочках по Сосновке в марте? Однако!
– Что с нашей Валентиной случилось, дорогие мои? – спросил Крокодилыч, прижимая ладони к теплой печке. – Что вы со славной женщиной сотворили? Она ж, как локомотив! Как танк! БТР! Чуть с ног не сбила! Ну и урок, скажу я вам, ну и погодка! Март-марток – наденешь двое порток! Руки замерзли, спасу нет. Клавдия Петровна, докладываю! Крыша практически сделана! Еще урок с «девятыми», и за библиотеку можете не волноваться.
– Вы их поймайте еще, этих девятых, – буркнула из своего угла Крупа.
– Не понял! – искренне удивился Крокодилыч.
– Вам, Василий Никодимович, в честь ударного труда весть хорошая! – сказала директриса, перекладывая мышкой карты на мониторе компьютера. – Старьевщики к нам пожаловали.
Ну вот, совсем иная реакция. Услышав про старьевщиков, Крокодилыч на миг замер, потом повернулся к нам лицом, буквально засветившимся блаженной улыбкой.
– Ээээ, уважаемые, я что-то не понял. Первое апреля вроде не сегодня. Шутить изволите?
– Да уж какое там первое апреля, – хмыкнула директриса, – поздравляю вас, Василий Никодимович, и вас, Нина Васильевна, и вас тоже, Роман Валентинович. Дождались! Вот и на нашей улице праздник. Но праздник праздником, но и о работе прошу не забывать. Хотя… Никодимыч, а накапай-ка нам по рюмочке по такому случаю.
– Да, действительно, знаменательное событие, – пробормотал Крокодилыч, сделал понимающее лицо, залез рукой на антресоль, пошарил там, достал большую глиняную бутыль с этикеткой. «Рижский бальзам»! Это чудо, подаренное нашей директрисе во время семинара по линии федеральной программы о реформе сельских школ, откупоривалось только в исключительных случаях: государственного праздника, поощрения нашего коллектива по линии РОНО или премии нежданной.
– Нина Васильевна, выпьете с нами? – предложила директриса под торжественный гимн, раздавшийся из колонок компьютера. Гимн означал, что пасьянс сошелся.
– Клавдия Петровна, как можно сейчас алкоголь? В школе дети! – сказала Крупская.
Мы с Крокодилычем переглянулись. Бунт на корабле?
– Вот и славно, Нина Васильевна, вот и идите к детям! – сказала директриса, глянула на часы и, нажав кнопку звонка, мстительно улыбнулась. Звонок у нас в школе голосистый, я от этого звонка до сих пор вздрагиваю. Крупа хотела было что-то возразить и даже открыла рот, но, наткнувшись на взгляд директрисы, тут же варежку и захлопнула. И правильно! Нечего переть супротив коллектива! Крупа кряхтя поднялась, взяла с полки журналы. Когда ее туша медленно выплыла из учительской, мы переглянулись, Крокодилыч перекрестился, громко сказал: «За лося», мы дружно чокнулись и выпили.
– Ну, мальчики, за работу, – громко сказала директриса, закусывая конфеткой, и мышкой запустила новую партию пасьянса. Я принял у завхоза чашку, поставил ее вместе со своей на антресоль и, взяв журналы «седьмого» и «восьмого», двинулся в кабинет N1.
Вообще-то у нас в школе всего три кабинета. «Первый» – бывшая горница барского дома, где обычно уроки вел я с двумя, а то и тремя классами одновременно. Учил русскому, литературе, истории и прочим гуманитарным предметам. Географию с астрономией тоже осилил. «Второй» – кабинет математики, физики, химии, биологии, где заведовала Валька, и «третий» домоводства, где всю оставшуюся малышню учила уму-разуму Крупа. В советские времена первый кабинет еще использовался как пионерская комната, а потому по стенам висели стенды с клятвами, с пионерами, уверено глядящими в будущее и стучащими в барабаны, со стройками какой-то там по счету ударной пятилетки. Стенды, конечно, от времени потускнели, так что светлое будущее уже не казалось таким светлым, зато печка здесь теплая.
Читать дальше