Андрей Белянин - Опергруппа в деревне

— А ить сталкивались мы с ними на узкой тропочке, — задумчиво поскребла бородавчатый подбородок ходячая легенда нашей криминалистики. — Избёнка моя им, вишь, для чегой-то понадобилась. То ли схрон хотели устроить, то ль хату явочную, то ль ещё хлеще — тюрьму тайную... Раза три, почитай, ихние агенты заходили.

— Ну и?

— Невкусные...

— Я всерьёз спрашиваю.

— А ежели всерьёз, то переехала я, — сдалась Яга. — Пнула избушку пяткою и умотыльнула в соседний лес. Не то чтоб со страху, а тока не люблю я на кладбище жить...

— На каком кладбище? — недоверчиво сощурился я.

— Дак говорю же, три раза ихние агенты заходили, — делано поразилась моей непонятливости бабка.

В последнее время она вообще разоткровенничивается не по дням, а по часам. Ещё какой-нибудь год назад ни намёка на своё преступное прошлое в моём присутствии себе не позволяла. Если помните, её в первый раз Кощей «сдал», уж потом бабушка сама начала кое-что, по чуть-чуть рассказывать...

— Пущай твой Шмулинсон покуда кота за хвост тянет да бумаги ихние, где они народ смущают, к нам в отделение шлёт, Фоме Еремееву под замок. А вот как мы с отпуска возвернёмся, так отдохнувшие да загорелые всю ту банду одной шапкой и накроем.

— Боюсь, всё не так просто... — с сомнением протянул я, ибо опытом по ликвидации масонских заговоров не обладал даже на уровне «где-то читал, когда-нибудь вспомню»... С другой стороны, всё равно реальной информации маловато, подождём, мы — не они, нам не к спеху.

Я было вытянул ноги и расслабился, когда со стороны села раздались далёкие вопли, бабий вой и в нашу сторону, шумно дыша, вылетела из-за околицы румяная как свёкла Маня. Не знаю, кому как, а мне почему-то сразу захотелось нырнуть по-за дверь и запереться на все засовы. Вот ведь знакомы вроде без году неделя, а уже знаешь — где кузнецова дочь, там жди неприятностей. Причём очень-очень недолго жди, она их словно хворостиной подгоняет...

— Никитушка, а вот на что спорим, что энтой востроглазой наш Митенька по душе пришёлся?

— С чего это такие умозаключения?

— Дак ить опять же начнёт: «Бегите, сыскной воевода, там вашего парня всем селом бьют!» Заботится, значит...

— Батюшка-а... — едва дыша, встала перед нами отчаянная бегунья. — Там вашего... и еврея тоже... не помиловали!

— За что? — невинно полюбопытствовал я, поднимаясь.

— За яйца!

Яга сдержанно захихикала, прикрывая платочком левый клык. Я посмотрел на неё строго, в конце концов, не надо каждый раз иронизировать над своим же младшим сотрудником. У него душа открытая, доверчивость повышенная, наверняка хотел как лучше, а Шмулинсон его подставил. У Абрама Моисеевича это лихо получается, причём ведь не в первый раз, а Митька всё верит...

Яга помахала мне вслед платочком, но сама ноги трудить отказалась, ей и тут не пыльно, а услуги эксперта-криминалиста нам там явно без особой надобности. Тоже логично...

Уже по дороге дочь местного культуриста воодушевлённо описывала произошедшее якобы на её глазах. То есть сама не видела, но знает точно!..

— ...а они Марфе Петровне и говорят: «Давай сюда яйца!» А у неё и курей-то нет, откуль яйцам взяться! А они по соседям пошли, у всех яйца требуют, судом царским грозят! А Марфа Петровна от горя воет, ну, мужики и поднялись... пристыдили... дьяк подсказал опять же! А они все...

— Какой дьяк?

— Не знаю, — на скаку споткнулась она. — Обычный дьяк, не местный, в чёрном...

— Тощий, высокий, с седой косой, пронзи тельным голосом и борз до чрезвычайности?

— Похож, — радостно закивала Маня.

— Ещё бы, — сумрачно нахмурил я брови.

Иногда мне кажется, что дьяк у нас один на всё царство. Прямо какой-то государственный символ, и не спрячешься от него нигде, как от бюста Ленина. Ладно, не вопрос, встретимся, побеседуем на воспитательные темы, не в первый раз, правда же? Господи, кого я собираюсь уговаривать, кому объяснять... Зато не надо гадать, чего здесь делает дьяк — если он узнал, что мы в отпуске, так куда угодно пойдёт, лишь бы его нам испоганить!

В деревне было тихо. То есть тишина тоже бывает разная — предпраздничная, гнетущая, подозрительная, значимая, торжественная, абсолютная, фронтовая... Эта была — могильная! Не вру, объясняю: у знакомых ворот дома старосты внушительная толпень местных жителей, все на коленях и крестятся молча. Маняшка только обомлела, беззвучно опускаясь рядом со всеми. Я осторожно обошёл нестройные ряды молящихся, поднял руку постучать в ворота, но...