Ярослав Кравченко - Технарь для Хозяйки медной горы

– Горм, так чего мне там делать то надо? Помнится, ты расписывал всё от и до. Так чего сейчас рассиживаться? Подскажи, как берегиню из дерева выманить, будь добр. Или мы тут и правда на долго застрянем.

Поморщившись, гном покосившись на березу и на такую же не возмутимую эльфийку, что секундою ранее прожигала меня взглядом. Но нечего не сказал, только лишь подхватил штоф и рюмки, кои и впихнул бесцеремонному мне в руки, указав на мое место подле березы. Где сердобольные эльфы, когда-то исхитрились вырастить из переплетавшихся корней, что-то на подобии лавочки. И только после того, как я устроился заговорил:

– Всему свое время. Для начала, – полу шёпотом начал он, – почувствуй, как прекрасна надвигающаяся ночь, как холодит она кожу и остужает мысли. Почувствуй, как яростен огонь костра, – откуда не возьмись достал он нечто напоминающее бубен, едва слышно отстукивая каждое своё слово и задавая ритм, – но он не обжигает, почувствуй, как земля согревает нутро и даже то, как горчит высохшее сено. И в каждом выдохе ты соприкасаешься с миром, меняя его в каждой мурашке и убегавшей от тебя букашке. Всё это ты и твоё величие, и твоя ответственность. Не шевелись и только так ты увидишь, как живет мир и то, что в нем ты не одинок, порой хватает только взгляда…

Не особо вслушиваясь в бредни гнома, рассказывающего, то про летнюю ночь, то сенокос столь скоротечный, что остаётся только прогорклая оскомина. Подивился, погружаясь в собственное детство, как бывало наблюдал за насекомыми или пыльцой, зябкой рябью, висевшей в солнечных лучах, и я боялся пошевелить даже рукой, чтобы не спугнуть живший собственной жизнью мир. И это было так умиротворяюще, так ленно и прекрасно, что, не удержавшись в этот раз, выныривая из омута памяти, я попытался тронуть видение и подлетевшую ко мне пищику, и это, к моему удивлению, получилось. Она же потеснила соседку и еще, и ещё, и вот я уже во все глаза взирал на изменившийся мир, не в силах уследить за всеми изменения давящими на меня. Но и того, что я увидел в последствии, хватило чтобы из последних сил стараться убежать, отбиваясь от наваждения, прохрипев. Слыша то, как еще ухает собственное сердце в ушах:

– Шаман хренов, а еще на нечисть пенял.

Пошарив подле себя рукой, дабы в следующую секунду опрокинуть в себя стопку непонятной бурды. Я почувствовал, как горло продрало и до желудка докатилась огненная волна, и только тогда, слегка скрючившись, смог осмотреться. Найдя глазами, как сидящего напротив гнома, так и протянутую им ушицу. Искренне не понимая, когда он все успевает или то, сколько я пробыл в том состоянии? Однако чашку взял, кое-как справившись с настойкой. Что бы в следующую секунду услышать от гнома:

– С родством покончено, пора бы и уважить хранительницу земель, – кивнул он мне на еще одну стоявшую стопку и на хлебушек, лежавший подле меня, – тем более, продолжил он, – и те, кто все ведает давно прибыли.

Вспомнив его слова о вестниках, поднял свой взгляд на усеявших березу птиц, коим не то, что кусочка и фуры бы не хватило. Но пораздумав плеснул мухоморовку под дерево, а следом и положил хлеб, в этом деле главное уважить. Тем более что я еще помнил, до куда добралась рябь в собственных воспоминаниях. А главное то, на что способна встреченная мою сущность, если один её взгляд, сотрясая тот мирок до основания, а меня до самых пят. И это было здесь рядом, а что было дальше… Чувствуя, как немеет голова, отнекиваясь от воспоминаний и собственного тщедушия, тяжело задышал. Но собравшись уже коря себя за глупость, спросил:

– Что дальше? – буквально слыша, как страх сковывает мышцы, но вопреки всему появился и какой-то азарт, правда с трясущимся рукам он не помогал. Но Горм дал время собраться:

– Не спеши. Теперь самое главное, но с душою так просто не выйдет, – протянул он мне еще одну рюмку, а час спустя и десятка её товарок, ко мне перешла и лютня, та самая, что была взята на рынке и с которой последний час развлекалась эльфийка. И надо сказать у неё это прекрасно получалось. Хоть песен эльфийских услышать и не удалось, на просьбу о коей или о чём, мне было сказано, что душу берегине должна открывать не она, чему сама Геля совсем бы была не против. Так что, зная теперь то, что делать, и совсем не умея играть, о чем пришлось пожалеть, подергав за струны и выводя не затейливый мотивчик, подходивший больше бубну гнома. Я призадумался, перебирая песни из тех, что помнил, немного шансона, пара песен из Любе и то, что запомнилось с армейских времен. Но березка только покачивала ветвями и шелестела листьями оставшись ко мне безмолвной, даже тогда – когда я украдкой подливал ей мухоморовки к корням. На очередной такой рюмке не выдержала эльфийка: