Михаил Гришин - Медведь по кличке Заплатка

– Согласен, – с торопливой методичностью закивал Вовчик, став при этом сильно похожий на китайского болванчика.

Витька медленно обвёл всех глазами.

– С великами остаётся… остаётся с великами, – Витька задержал свой взгляд на Люське, которая тотчас показала ему фигу. – Вот она, – быстро проговорил Витька, и его палец безжалостно упёрся в девчонку, нахально игнорирующую военную субординацию – так недолго и дисциплину в рядах подчинённых подорвать.

– Ага, щас! – капризно заявила свободолюбивая Люська. – Разбежалась!

Пельмень, довольный, что Витька так сурово обошёлся с вредной Люськой, которая только и знает, что из себя воображать, его поддержал:

– Командира надо слушаться.

– Ты, Люсь, не обижайся, – замолвил словечко за Витьку и Вовчик, которому тоже не терпелось поучаствовать в освобождении диких зверей. – Это не девчоночье дело воевать.

– Тоже мне нашлись вояки, – пренебрежительно скривилась Люська. – А сами только и знают, что лежать. Небось, уж все бока отлежали? – язвительно поинтересовалась она.

Пельмень с Вовчиком торопливо поднялись с травы.

– Это называется кратковременный привал, – попробовал заморочить ей голову Пельмень.

Но Люська держалась иного мнения:

– Это называется слабаки вы, – и не преминула жестоко уколоть. – Я с вами сроду бы в разведку не пошла.

Вовчик обиделся по-настоящему, у него даже губы задрожали.

– Ты говори да не заговаривайся. Мы вон даже свои жизни не пожалели, когда знаменитых преступников Слона и Пузыря в плен брали. А ты…

Люська и сама поняла, что сболтнула лишнее и пошла на попятную.

– Я разве против того, чтобы охранять велосипеды? Я просто тоже хочу участвовать в освобождении зверей.

– Велосипеды тоже кто-то должен охранять, – резонно заметил Витька. – И это не менее ответственное задание, чем освобождать зверей. А ты самая ответственная из всех нас, – подлестился к ней Витька, желая прекратить вредный во всех отношениях спор.

– И что я должна делать? – примирилась со своей участью Люська.

– А ничего не должна делать! – с облегчением ответил Витька. – Просто охраняешь велики и все дела.

Люська неохотно приложила руку к голове:

– Слушаюсь!

– К пустой голове… – начал было выказывать свою осведомленность Пельмень, но, своевременно получив от Витьки коленом под толстый зад, тотчас прикусил язык.

Прислонив велосипеды к стволу толстенного дуба, Витька, Пельмень и Вовчик скрылись в чаще. Оставшись одна, Люська тяжело вздохнула и с обречённым видом принялась ходить вокруг, иногда застывая на месте и прислушиваясь к лесным звукам.

Тем временем отважная троица незаметно подобралась к притравочной станции. Затаившись поблизости в кустах, ребята стали наблюдать за её обыденной жизнью. К вечеру здесь было особенно многолюдно: охотники в камуфляже держали на повадках собак всевозможных пород, с нетерпением дожидаясь очереди напустить своих кровожадных питомцев на бедных зверушек, которые и без того истекали кровью.

– Живодёры! – бормотал впечатлительный Вовчик, сжимая кулаки так, что у него побелели костяшки пальцев. – Сволочи, каких мало!

Витька молча на него косился, опасаясь, что Вовчик не выдержит и раньше времени себя выдаст, чем сорвёт операцию по спасению животных. Один раз с ним такое уже случалось, когда он с кулаками набросился на вооружённых до зубов «чёрных копателей». Только тех было двое, а здесь их целая толпа, да к тому же все с озлобленными собаками. Оттого приходилось быть всё время настороже. Чтобы вовремя пресечь необдуманный поступок слабосильного, но отважного до безрассудства товарища.

Очередь заметно продвигалась: одни охотники с готовностью спускали собак, другие охотники уходили, возбуждённо делясь между собой приобретённым опытом, впечатлённые кровавыми схватками. Последним уезжал низкорослый кривоногий дядька в охотничьих сапогах, в которых он выглядел совсем как кот в сапогах, потому что они были ему велики и с раструбами. Невзрачный на вид дядька оказался на удивление кровожадным и беспощадным: этот коротышка то и дело доплачивал деньги, дожидаясь, когда его кривоногий ротвейлер на смерть загрызёт тощего ободранного до мосластой кожи волка. На беду у волка между зубами была вставлена деревяшка, и он мог только кидаться и огрызаться, стойко защищая свою жизнь.

Силы были неравные, и, в конце концов, ротвейлер разорвал несчастному волку горло. Его бездыханное тело осталось лежать в клетке, а над ним с окровавленной мордой неподвижно застыл пёс, дрожа от возбуждения.