Евгений Лукин: Правда о Тунгусском метеорите

Лесопромышленники остановились перед дверью гостиничного номера, ничем не выделявшейся в ряду точно таких же дверей.

— Может, мазурик он? — уныло спросил один. — Миллионы лопатой гребёт, а сам, вишь, в нумерах ютится… ровно нищеброд какой…

Второй коротко вздохнул. Похоже, его одолевали те же сомнения.

— Плыли-плыли… — с тоской продолжал первый. — Океан переехали… Страхов-то, страхов натерпелись… Неужто всё зазря?..

Второй нахмурился и постучал.

— Войдите, я вас жду, — услышал он в ответ.

Легонько толкнул дверь. Та отворилась.

— Правой! — отрывисто потребовали из номера.

Оба лесопромышленника моргнули и недоверчиво покосились друг на друга.

— Чего хочет? — шёпотом осведомился первый (не разумевший по-иноземному).

— Бог его ведает… Сейчас спрошу…

Спросить, однако, не успел.

— Порог переступайте правой ногой, — уточнил жилец.

Уяснив суть требования, шагнули с правой — и замерли в изумлении. Человек, стоящий у стола, был невероятно высок и столь же невероятно худ. Вдобавок держался он подчёркнуто прямо.

— Эк его! — пробормотал первый лесопромышленник, взирая на великого изобретателя с тем же суеверным восхищением, с каким недавно взирал на небоскрёбы Манхэттена. — Вот чёртушка длинногачий, едрить твою в кочерыжку! Я уж грешным делом подумал: не повесился ли кто?..

Владелец номера с интересом прислушивался с высоты своего роста к звукам незнакомой речи. В число восьми известных ему языков русский не входил.

Посреди совершенно пустого стола жерлом вверх располагался замшевый цилиндр, из которого великий учёный, видимо, и извлекал свои гениальные изобретения. На глазах визитёров он запустил нервные, как у карманника, пальцы в недра головного убора, но достал оттуда всего-навсего пару нитяных перчаток. Надел — и лишь после этого счёл возможным обменяться с гостями крепким рукопожатием. Очень боялся микробов, а русские лесопромышленники, надо полагать, в смысле гигиены были ничем не лучше американских дельцов.

— Назар Елизарович, — представился тот, что владел английским. — А это мой коллега… Ипат Матвеевич…

За окном отеля искрил, лязгал и погромыхивал Нью-Йорк образца 1908 года.

— Прошу вас, садитесь…

Расселись. Несколько секунд прошло в молчании. Изобретатель пристально изучал своих гостей. Старший, Ипат Матвеевич, судя по всему, прибыл прямиком из тайги: нелепая (должно быть, национальная) одежда, сам коренаст, седобород, седобров. А вот над Назаром Елизаровичем несомненно успел поработать резец европейской культуры — одет по моде: салонный пиджак, жилет с высокой застёжкой, скруглённая бородка, пенсне. Впору было вообразить, будто в отель «Уолдорф» под видом лесопромышленников нагрянули разом Антон Чехов и Лев Толстой. Однако Антон Павлович умер четыре года назад, а Лев Николаевич, как утверждали достоверные источники, давно уже не покидает пределов своего ранчо.

— Я получил ваше письмо, — известил изобретатель, обращаясь в основном к Назару Елизаровичу. — Оно показалось мне интересным. — В чёрных глубоко посаженных глазах мелькнула горькая усмешка. — Мне вообще представляется интересным любое предложение финансировать мои эксперименты. Особенно сейчас…

— Батюшка! — не поняв ни аза, взмолился похожий на Льва Толстого. — Выручай! Мы ж с тобой славяне… единоверцы… едрить твою в кочерыжку!..

Его цивилизованный спутник малость поколебался, стоит ли переводить эти причитания на английский, но в конце концов всё же решился и с некоторыми сокращениями перевёл.

— О да! — сдержанно подтвердил изобретатель. — Я благодарен русским за их помощь Сербии… Уточните: чем я могу быть вам полезен?

Похожий на Антона Чехова поправил пенсне.

— Не буду скрывать, мистер Тесла, — с прискорбием начал он. — Мы с Ипатом Матвеевичем попали в безвыходное положение. Свалили казённый лес и не смогли его ни сплавить, ни вывезти. Собственно, свалили-то не мы — приказчик спьяну перепутал, но нам от этого, сами понимаете, нисколько не легче… А тут ещё доброхоты нашлись, письмишко в Петербург настрочили…

Похоже, втягивают в нечто противозаконное. Однако выбирать не приходилось. Затравленный Эдисоном, утративший поддержку Моргана, ограбленный бессовестным итальяшкой Маркони (ах, если бы только им!), мистер Тесла был близок к отчаянию и ради продолжения своих опытов согласился бы на любую авантюру.