Кристина Юраш - Венец Безбрачия, или А можно всех посмотреть?

Ключ повернулся в замке, я вошла в то, что осталось от прихожей. На новых обоях были детские каракули, по полу были рассыпаны макароны. На кухне послышалось … цоканье.

– Где моя невеста? – поинтересовался игривый мужской голос с кухни. И снова послышалось цоканье, заставившее меня насторожиться.

– Коня сразу в стойло! – устало рявкнула я очередному принцу. – Если твой конь надумает мне тут гадить – отдам в общество по защите животных!

Вдруг из кухни, из убитой, коненогий и хромой вышел в коридор … кентавр, об косяк и головой! Хлоп! Я даже сморщилась, глядя, как он потирает шишку на голове.

– Меня зовут Бейлис из Шардоне! – радостно представился принц и конь в одном флаконе, пока я прикидывала, кто раньше уведет его? Местная красавица или цыгане?

Сверху это был красивый, накачанный как тяжелоатлет, мужчина с невероятным взглядом темных глаз, украшенных роскошными ресницами. Его длинные темные, отливающие на свету бликами волосы, произвели бы впечатление на любого парикмахера, а рельефный полуголый торс на любую барышню вне зависимости от ее семейного статуса. А вот то, что было ниже, меня слегка смущало. Ниже был встроенный конь, коричневый с хвостом, который перебирал мускулистыми ногами, топчась на одном месте. Судя по оживленному взгляду, он всеми мускулистыми руками и четырьмя ногами «за» наши отношения, с восторгом оценивая мой внешний вид и одаряя меня самой заинтересованной улыбкой.

Где-то в душе заливался народный ансамбль песни, пляски и повизгивания. «Ой, мороз-мороз! Не морозь меня! Не морозь меня-я-я» – я смотрела на голый торс бодибилдера, спускаясь взглядом все ниже и ниже. «Моего-о-о коня-я-я!», – уныло закончил ансамбль, поглядывая на копыта и хвост. «И мужик в доме!», – закивала половина народного ансамбля. «И конь в хозяйстве!», – закивала вторая.

– И где восторг? Где «это же он!»? Неужто ты обо мне не слышала? – прищурился на меня парнокопытный, внимательно изучая меня взглядом. – Не может быть! Не верю! Не верю, чтобы кто-то не слышал о Бейлисе из Шардоне! А как же: «Стучи копытами любовь, стучи скорей среди полей! Я точно знаю, будешь вновь… Моей…»

Его голос даже как-то сник, пока я задумчиво пыталась представить, как любовь стучит ко мне копытами. Лучше бы шуршала покрышками, честное слово!

– Ты шутишь! – покачал головой Бейлис, скиснув, как суп недельной давности. – Да что ты, в самом деле? Ах, как я разочарован! Я думал, что моя будущая невеста любит поэзию, знает все мои стихи наизусть, а она… Точно не знаешь? Даже это? «Я овладел тобою нежно… Мы вместе встретили рассвет… Наутро взял тебя небрежно, а ты мне сделала…. Букет! Я грудь твою ласкал так долго…» Ну же? Неужели ты настолько необразованная?

И тут он запел: «Моя жена…увы-ы-ы, – невежда! Меня не ценит вновь и вновь! Но вот она сняла оде-е-ежду! Лю-ю-ю-юбовь!»

Где-то переглянулись хоры, причмокивая, прокашливаясь и поглядывая на потенциального солиста, способного их переорать в два счета. Оперные певцы схватились за горло, ибо громкость исполнения была такой, что я мысленно искала встроенные в коня колонки, чтобы убавить шарманку, извиняясь перед соседями. С каждой руладой парнокопытного, с каждой нотой, ко мне приходило осознание, что если случайно найду его трек среди других, я его пролистаю, предварительно поинтересовавшись, кто исполнитель, чтобы в следующий раз не нажимать кнопку «Прослушать».

– Что-то я сегодня не в голосе, – покачал головой конный ансамбль песни и встряски в одном лице, театрально распеваясь. – Иго-го-го-го! Кхе! Кхе! Иго-го-го-го! Кхеу! Так, что с моим голосом? Он должен звучать в три раза громче!

Ох, мамочки! У меня и так оставшиеся стекла только-только перестали дребезжать. Пел он откровенно отвратительно. Даже не зная партитуры, я понимала, что процент попадания в ноты равен моим шансам попадания в журнал «Форбс». Голос то съезжал, то срывался, а я чувствовала, что с такими талантами, приемная комиссия музыкальной школы посовещалась и остановила свой выбор на трубе, флейте и шотландской волынке. «Лишь бы рот был занят!», – согласились суровые музыканты, пуская скупые слезы после припева.

– Любо-о-овь копы-ы-ытами промчалась! Лягни меня, красавица, лягни! Со мною многое случалось! Но вот остались мы одни-и-и-и! – пытался сразить меня наповал непризнанный и непризванный гений. – Соски, упруго затверде-е-ели!

Не знаю, как в моем побледневшем лице, но в лице любопытных соседей он нашел преданных поклонников. Кончились их славные деньки тишины и благодати, изредка нарушаемые втаскиванием новой мебели под аккомпанемент мата. Кончилась относительная тишина, изредка нарушенная семейными скандалами! «Как же нам не веселиться, не грустить от разных бед! В нашем доме поселился очень творческий сосед!».