александр Баркалев - Центральный зомбилэнд

Однако сейчас, именно сейчас, когда сзади гремело дыхание подруги, возбужденное самым охотничьим из инстинктов, ключей на месте не оказалось! Кирилл понял, что громкого разговора все-таки не избежать. Он обреченно плюхнулся на стул и склонил голову в ожидании реализации самой неприятной формы инстинкта общения.

– Милый, что с тобой? – кажется, этот вопрос он сегодня уже слышал.

– Зайчонок, видимо я потерял ключи от машины, – Кирилл постарался, чтобы его голос выражал максимальную степень раскаяния.

Глаза поднять он не решился. Его постоянная подруга была в полтора раза ниже и легче него, но иногда при спорах с ней он испытывал не то что страх, зомби не испытывают страх, а скорее какое-то неосознанное предчувствие, что еще мгновение ? и ему исцарапают все лицо. Правда до реального ущерба у них ни разу дело не доходило. Лина была очень спокойной зомби-девушкой и старалась невротические выплески реализовывать вне отношений с постдругом.

Зомби, как высшая форма разумных существ, в отличие от своих человеческих предков инстинктивно управляли своим психическим здоровьем. Главным образом это делалось через инстинкт общения. Для зомби не были свойственны комплексы и психические патологии. Нервные импульсы бежали по их нейронам четким и уверенным потоком, никуда не сворачивая. Однако для снятия статического напряжения, возникающего в таком потоке и регулярно накапливающемся, зомби необходимо было выплескивать его минимум раз в месяц вовне. Такой выплеск инстинктивно реализовывался как раз через громкое или неоправданно напряженное общение.

Информация эта была раз и навсегда впечатана в мозги Кирилла на школьных тестах. Правда, пару раз он становился свидетелем того, как такое общение на повышенных тонах приводило к реальному физическому ущербу. Один раз в вагоне подземки две общающиеся зомби-женщины в результате «общения» вырвали другу у друга по клоку волос. Впрочем, к концу поездки ни они, ни другие пассажиры вагона этого уже не помнили. Кирилл же, думавший всю поездку о ценности своей левой руки и следивший за склокой лишь краем глаза, забыть ее отчего-то не смог.

Второй случай произошел в их доме, в соседнем подъезде. Громкие крики в открытом окне второго этажа привлекли внимание его и еще десятка зомби, возвращавшихся с работы домой. Зомби не слишком любопытны, но, когда несколько из них становятся очевидцами чего-то неординарного, включается вездесущий инстинкт общения, и они часами могут обсуждать увиденную неадекватность… Пока не разойдутся и не забудут ее. В том окне развивалась ссора постоянных разнополых друзей. Источником ссоры был, видимо, либо инстинкт близости, сработавший у одного из друзей на кого-то третьего, либо инстинкт приобретения, нереализованный у второй половины постоянной пары. Кир склонялся к последней версии. При наличии постподруги инстинкт близости у зомби редко срабатывал на кого-то еще, а если такое и происходило, то это считалось техническим сбоем, не требующим большого внимания и не затрагивающим суть постоянных отношений. А вот разногласия по поводу объекта реализации инстинкта приобретения были очень серьезной и трудно решаемой проблемой.

Кирилл, как и окружающие его зомби-соседи, присоединился к обсуждению причины и содержания криков, вылетавших из окна. Однако вскоре неадекватность ситуации превысила все допустимые пределы. Из окна начали вылетать вещи, а затем вылетел и хозяин квартиры. Неуклюже размахивая руками, он грузно шлепнулся на тротуар, и тут же огласил окрестности душераздирающими воплями. Одна из его ног была вывернута под таки неестественным углом, что сомневаться в ее неисправности не приходилось.

Разговоры мгновенно смолкли. На всех наручных зомбифонах в унисон пискнули тревожные кнопки. Эти программы реагировали на резкие изменения жизненных параметров зомби и автоматически вызывали экстренные службы при любой опасности. Кирилл, как и вся толпа, молчал, разглядывая с болезненным интересом пострадавшего, его сломанную ногу и темное сине-красное пятно, расплывавшееся по светлой штанине. Он не пытался сделать что-нибудь для помощи упавшему. Он не пытался уйти. Его глаза и уши жадно впитывали явное и неприкрытое страдание, волнами растекавшееся вокруг. На краю зрения маячили застывшие в таком же немом напряжении лица его соседей и лицо массивной подруги раненого, высунувшееся из окна и впитывавшее это зрелище вместе с зеваками.