Анатолий Казьмин - Собственная Е.И.В. Кощея Канцелярия

А вот и сам Михалыч из кухни вышел. И не один, а с бутылью мутного самогона в руке.

— Федя, в-внучек! А давай-ка за успех нашего… ик!

— Ой, Миха-а-алыч… — только и протянул я.

Дед был не то что вдрыбадан, нет, на ногах держался твёрдо, разговаривал почти нормально, но в целом счастлии-и-ивый был… аж завидно.

— Дед, ну ты что? Нам же скоро на дело идти.

— Ну и сходим! — воинственно заявил Михалыч. — А чё не сходить-то? Вот вставай и пошли!

— Михалыч…

— Пошли-пошли! На рынке ружжо побольше купим и всех убьём!

Ну, вот что с ним делать?

От крепкого чая Михалыч категорически отказался, мол «в ём, знаешь, внучек, какие яды бывають?!» Он его самоварами обычно трескает и ничего, а тут вдруг яды обнаружились. Кофе в трактире не держали. Водой холодной полить, тоже не удалось. Дед у меня хоть и мелкий, но жутко сильный, спасибо меня самого в кадку с водой не запихнул. Пузырька с отрезвительным зельем больше не было, дед тогда еще последнее выдул.

Единственное, что я смог сделать — это не дать ему больше пить. Даже на двор, извините, вместе с ним ходил.

Думал Калымдаю позвонить или Маше, но это же авторитета дед точно лишится. Перед делом самогонкой залиться, какой уж тут авторитет? У Кощея совета попросить, так это деда по полной подставить. Так и промаялся с ним, пока темнеть не начало. Пора идти.

Ну, пошли, куда же деваться.

Сначала вроде и ничего было, дед себя прилично вёл. Отставал, правда, да подножки мне ставил сзади и довольно хекал когда я спотыкался. А потом остановился вдруг посреди улицы, посмотрел на восходящую луну, пригорюнился и смахнул слезу рукавом:

— А давай, внучек, я тебе песню спою жалостливую?

— Не надо. Пойдем дед дальше.

— А почему не надо? Ты думаешь, раз дедушка у тебя старенький, то он уже и песню спеть не смогёт? Хе! А вот слушай!

Я еле успел прикрыть ему рот ладонью:

— Я верю-верю, только идти надо.

— Ну и ладно. Ну и хорошо. Ну и пусть. Давай-давай, обижай дедушку. Тыкай ему в рот ручищей грязной, не мытой ни разу!

— Ну чего это не мытой?

— И то верно, внучек, — закивал Михалыч. — Я ж тебе кажный день водичку на ручки твои белые поливаю, полотенчиком вытираю, булочки и оладики подаю… А ты, паршивец, на деда бочку катишь!

— Ну, дед…

— Ой, собачка! — дед вдруг заметил псину, чешущую бок о забор и подергал меня за рукав. — Федь, а давай мы её себе возьмём? А чего? Будет Дизеля нам на лужайке перед дворцом выгуливать, Тишку да Гришку моих на себе катать. А зимой мы с ней на медведя пойдём. Давай, а?

— Хорошо, дед, вот закончим работу, а завтра уже пойдем на базар и купим тебе самую лучшую собачку. А пока пойдём, а?

— А я эту хочу! Кутя-кутя! — дед кинулся ловить собаку, а та испуганно взвыла и дала дёру. — Стой, собачка, ну куда ты, милая? Стой, паршивка! От же… Да и пёс с тобой. Мы, внучек, лучше у бабки кота умыкнём. Коты, знаешь, как душевно мурлычут? А он еще и здоровенный, поганец, Тишка да Гришка запросто на ём поместятси…

Дед задумался на секунду и вдруг заорал:

— А если какая зараза посмеет моих мальцов забижать, убью! И не держи меня, внучек, как есть убью!

Из чего же самогон этот гнали? Из конопли точно да через мак процеживали. Надо участковому настучать пусть разберётся. А что? Связи у меня теперь в милиции есть.

— …а она такая округленькая была, мяхонькая, за бока её как ухватишь, а она как взвизгнет, ну чистая порося! Вот така она любовь-то внучек…

Кажется, я что-то пропустил.

— Хотя, какая тебе любовь? Эх… Молодой ты ишо… А давай, внучек, — загорелся дед новой идеей, — я тебя на Лялину улицу свожу? Там девки, знаешь какие горячие? Враз с тебя всю печаль сымут! Пошли!

— Стой, дед, куда?! Мы пришли уже, вон церковь наша.

Дед тут же среагировал, заорав на всю улицу, ну точь в точь, как попы в той церкви:

— Господу богу помо-о-олимся!

— Дед! Давай тихонько через ограду лезь и не шуми ты, ради бога!

— Ограда, ограда… — Михалыч пощелкал пальцами, что-то вспоминая. — Точно! Я, помниться через вот такую же ограду сигал, когда от мужа баронессы фон Штраубе драпал. И не поверишь, внучек, как птица перелетел, рукой не касаясь! Сейчас покажу.

— Стой, дед! Верю, я верю, не надо показывать. Давай я тебя подсажу лучше.

— Вот и правильно, внучек, — умилился дед. — Стареньким помогать надо. Хороший ты у меня, Феденька, уважительный к старшим-то.

— Да давай уже, уф-ф-ф… перекидывай ногу через забор! Ну, дед…

Был бы здесь муж баронессы, хана деду. Он повис на заборе мешком и мне пришлось повозиться, чтобы перепихнуть его на ту сторону. Дед свалился, хихикнул и зашептал: