Анатолий Казьмин - Собственная Е.И.В. Кощея Канцелярия

— Дедушка!

— Ты, Машенька, только не нервничай, не горячись, внучка. Завтра же сходим к одному хорошему лекарю, он пиявками да крапивой хоть понос хоть кашель враз лечит.

— Дедушка!

— Ох, внучек, хватай её за ноги, вязать будем. Смотри, затрясласи вся, как кинется сейчас…

— Дед, ну хватит тебе, заканчивай.

Михалыч хихикнул и подошёл поближе к художнику:

— Не кровь это, внучек, на краску красную лег художник. И спит.

— Спит?!

Художник утвердительно всхрапнул.

— Да что здесь происходит?! Маша?

— Что, мсье Теодор? Ну что тут непонятного? Я же говорю, меня одурманила церковь и я, сама не понимая как, укусила этого бедного человека.

— Так. И что теперь? Сейчас он проснется и бросится нашу с дедом кровь пить?

— Фи, Теодор, ну откуда у вас такие вульгарные представления о вампирах? Он просто хорошо поспит и проснется.

— Ладно, хорошо. А чего тогда такая паника была?

— Погоди, внучек, — посерьёзнел дед. — Машенька, а когда он проснется?

— Через сутки, дедушка Михалыч, — горестно кивнула Маша. — В этом-то вся и беда.

— Хороший яд в зубе накопила, а?

Маша только вздохнула.

— Мне кто-нибудь объяснит, что происходит? — не выдержал я. — Ну тяпнула Маша художника, ну выспится человек вволю, ну? В чем проблема-то?

Как они на меня смотрели… А как мне стыдно было когда до меня дошло! Если этот мужик проспит до завтрашней ночи, то храм останется без адских росписей и мессу перенесут. Пора завязывать с коньяком и сигарами. С понедельника начну бегать, разгадывать кроссворды и кушать только полезную пищу.

— Дошло, внучек?

— Дошло, деда.

— От и ладно, от и догада ты мой умничка.

— Ну, хватит, дед, — я опустился на пол. Точнее — на голову дьявола. Хорошо, тот уже высохнуть успел. — Что делать-то будем?

Дед почесал затылок. Маша вздохнула.

— Кощею будем докладывать?

— Ить сожрёт.

— А меня, мсье Теодор, отправит к чукчам, учить их морковку окучивать.

— Зачем чукчам морковка?

— Ну что вы у меня такое спрашиваете, мсье Теодор? Вот у Кощея и спросите.

— Понял. И все же, какие будут предложения.

— В Турции зимы теплые, говорят. И фрукта там вкусная растет, апельсин называется.

— Вы, дедушка Михалыч, неисправимый оптимист. Скажите — Зимбабве и я тогда подумаю.

— Ну, хватит вам, я серьезно.

Серьезное предложение выкрасть Гороха и тут же сдаться и отсидеть срок на Колыме пока всё не успокоится, я отверг сразу. Как и идею переметнуться к Вельзевулу. Просить политического убежища в Малайзии я тоже не одобрил. А вот мое предложение сделать пластическую операцию на глазах и затеряться в Китае, не одобрила Маша мол, раскосые глаза плохо сочетаются с темным макияжем.

Когда массовая истерика закончилась, дед выдвинул единственную на тот момент разумную идею:

— К послу пойдем. Он немчура башковитый и всё туточки знает, авось и подскажет что.

А что нам еще оставалось? И пошли. А потом и полетели.

До дома Грозенбергов, на втором этаже которого прятался посол, мы перебежками от дома к дому добрались благополучно, никем не замеченные.

Под окном посла Маша расправила крылья:

— Силь ву пле, мсье, обождите тут, я только предупрежу Кнутика о вашем визите.

— А что, посол в курсе, что ты… ну это…

— Не совсем человек? О да, мсье Теодор, он знает.

— Раскололась Машка, — махнул рукой Михалыч. — Ить любовь-то, что с людьми делает.

— Ой, ладно, давай, Маш, лети, потом разберемся.

Через минуту Маша вернулась, подхватила сразу нас обоих и подняв к окну, зашвырнула в комнату. Сначала меня, потом деда. Если бы не конспирация, ух она бы у меня огребла!

— Здорово, Михалыч, — посол протянул руку деду и повернулся ко мне. — О? А ты… вы — тот мужик, который…

— Захаров Федор Васильевич, — представился я. — Кнут Гамсунович, к сожалению нам больше не у кого просить помощи и мы вынуждены обратиться к вам по рекомендации нашей очаровательной сотрудницы.

— Кнутик, ты же поможешь, правда?

— Сначала, фройляйн Марселина, я хотел бы узнать…

— Ну, Кнутик, ну ты же у меня душка. Ты такой храбрый, благородный и всегда готов помочь нуждающимся. Настоящий рыцарь!

— Однако же, дорогая моя…

— Тысяча чертей! — рявкнул вдруг дед, преображаясь в грозного пирата. — Клянусь сокровищами Черной бороды, я застрелю тебя, облезлая сухопутная крыса, если ты откажешься помочь мне!

— Барон… Михалыч?! — пролепетал посол, резко бледнея.

— Барон-барон, — кивнул дед. — Кнут Гамсунович, выручай. Вляпались мы тут с Машкой в одну переделку, без тебя никак.