Евгений Шатько: Пятеро на леднике

Пока мы с Пайшамбе развьючиваем двух лошадей (ясно, что груженых придется переводить в поводу), Памир трясется от страха: ведь ему переезжать на обратном пути этот поток с четырьмя лошадьми. Лиля подбежала к воде и кричит Мике:

— Скорей снимай одежду и выжимай! Спрячься от ветра! — Как будто он может услышать.

Мы с Пайшамбе садимся в седла, берем за повод двух груженых лошадей и переезжаем благополучно.

Мика в одних трусах и очках, выжимая рубаху, подбегает и вопит, приплясывая от холода:

— Вот это жизнь, старик! Это не салон!

— Какого дьявола ты спрыгнул с лошади? Запомни: никогда не оставляй лошадь!

— Ничего, Аркаша! Хорошее крещение!

Я с развьюченной лошадью переезжаю обратно и возвращаюсь с Лилей.

— Ты не ушибся? — спрашивает она Мику заботливо.

— Вот это жизнь! — кричит Мика снова. — Вот это да!

Лиля счастливо смеется.

Он прыгает в одних трусах.

— Вот это жизнь! Это я люблю! Знаешь, Лилька, будто я в живой воде выкупался, ни черта теперь не страшно! Великолепно! — кричит Мика бодро, но в его близоруких глазах я вижу растерянность.

Знаю по себе: когда хочешь спрятать страх, начинаешь шуметь и петушиться.

— Ничего здесь нет великолепного, — говорю я. — Надо держаться за лошадь, соображать надо!

— Брось ты, пожалуйста, ворчать! Человек чуть не погиб! — вдруг вспыхнула Лиля.

Когда мы трогаемся дальше, Лиля идет рядом с Микой. Я ругаю себя. И верно: за что придрался к парню, ведь он первый раз в горах. Но мне не нравятся эти выкрики. Подумаешь, свалился в воду по глупости!

Впереди в грязно-оранжевом свете заката среди хаоса камней что-то сверкнуло, заголубело. В бинокль видна гряда торосов, вылезающая белой пилой из-за каменной гряды… Ледник!

Танымас становится все грязнее и бешенее, где-то близко он выходит из-под ледника. В сизой мгле, уже оставленные солнцем, мы подошли к языку ледника, к громадной стене черного льда с белыми торосами вверху. В этой стене зияла круглая дыра — тоннель; из него выхлестывала с ревом вода; здесь зарождался Танымас. Внизу, окаймляя черный лед, громоздились друг на друга мокрые глыбы. С обеих сторон долину сжимали километровые стены. Ни куста, ни травинки… По дну Танымаса с гулким грохотом, сотрясая землю, катились камни… Быстро темнела грохочущая долина, сиреневым холодом наливалось небо. Что-то древнее, дочеловеческое было в этом мраке и в этом грохоте. Если бы над торосами вдруг поднялась голова динозавра, она бы только завершила картину.

Когда мы, спотыкаясь от усталости, поставили палатку, над ледником поднялась багровая луна, точно глаз циклопа.

Наутро никакой чудовищности вокруг! Горы, ледник и олеографическая голубизна неба.

Мы двинулись вверх вдоль ледника, выискивая место, где можно взобраться на его спину. Камни, камни, камни… Надо перебраться через эту гряду камней, которую ледник, двигаясь вниз, как бульдозер, воздвиг вокруг себя.

Неожиданно выходим на круглую травянистую полянку у подножия этой гряды. Озеро и палатки! Зеленый котлован налит солнцем. Мы спускаемся к озеру. Знойно, мирно… Перед палатками лежат спирально закрученные архарьи рога.

Из самой большой палатки навстречу нам вышли два полуголых старика, удивленные не менее нас. Один, гладко выбритый, с унылым канцелярским лицом, в пижамных брюках, выглядел обычным курортником. У второго разлохмаченная и бородатая голова посажена прямо на квадратные загорелые плечи.

Мы все поздоровались за руки.

— Вот уж никого не ждали! — произнес с волжским распевом бритый и заулыбался добродушно. — Во-от уж не ждали.

— Откуда вы, путники? — спросил второй и снял темные очки. — Уж не на поиски ли снежного человека?

Под космами седеющих бровей один глаз у него с косинкой, и кажется, что человек этот смотрит на двух людей сразу.

— Мы-то геологи, — говорю я. — А вот вы здесь по какому поводу?

— Мы по поводу восхождения на пик Революции! — задорно отвечает косматый. — Альпинисты университета. Сегодня по леднику ушла вверх последняя группа.

— А вы что же? — спросила Лиля. — Сторожить палатки остались?

— Мы начальство. Общее руководство, — сказал косматый. — Андрей Егорыч вот — начальник сбора.

— А вы, разумеется, тренер по боксу? — определил Мика, одобрительно разглядывая бугристую грудь косматого.

— Не совсем.

— А кто же вы?

— Ректор.

— То есть как? Университета? — изумился Мика.