Это грустное сослагательное наклонение... В январе Евгению Шатько – любимому автору “Клуба ДС”, лауреату “Золотого теленка”, доброму, улыбчивому человеку – исполнилось бы 70 лет. До сих пор старожилы “Клуба” вспоминают, как создавал Женя своего “Пришельца” – озорную фантастическую повесть, публиковавшуюся с продолжением на 16-й полосе “Литературки”. Некоторые главы он дописывал прямо на подоконнике старого здания “ЛГ”, мягко улыбаясь только что придуманным строчкам. Больше полутора десятков лет Евгения Шатько нет с нами. Но – не побоимся примелькавшейся фразы – книги его живут и радуют читателей. И веселый рассказчик всегда будет в числе действующих авторов “Клуба 12 стульев”. Доказательством чему – сегодняшняя публикация.
© "Литературная газета", 2001
Поздно вечером в день собственного юбилея романист Артемий Умоев после поздравлений и объятий нечаянно забрел в буфет. Он попросил бутылку пива, сел за столик и задремал.
Вдруг бледный человек с волосами ежиком быстро подошел к романисту. Умоев вздрогнул – перед ним стоял персонаж первой книги его нашумевшего романа “О, Север, Север!” технолог Серафим Галкин.
– Вы меня узнали? – застенчиво спросил Галкин.
Изумленный Умоев пожал руку, поросшую рыжим волосом, тем самым, который он описал во второй главе.
– Я к вам по личному вопросу, – сказал Галкин и замялся. – Дело в том, что я не могу любить Ингу!
– Какую Ингу?
– Лаборантку из цеха химикалиев. В конце первой книги вы сблизили меня с ней на уборке картофеля. Помните?
– Еще бы! – гордо сказал Умоев. – Вы влюбляетесь друг в друга, когда вместе несете ботву... Сцена писалась на большом нерве! Все вот откуда! – Умоев ткнул себя пальцем между грудью и животом. – Критика находит в этой сцене шекспировские страсти и левитановские краски огородного пейзажа.
– Краски не помню, – сказал Галкин. – А с Ингой не могу. У меня семья.
– Вы же бросаете семью ради Инги! – напомнил Умоев.
– Не пойдет,– упрямо сказал Галкин. – И плохо вы Ингу знаете. Ей Самсонова подавай, шофера автобазы!
– Самсонова я ей не подам! – вспылил Умоев. – Во второй книге он уйдет на профсоюзную учебу!
– Пустите Ингу за ним! – попросил Галкин.
– Нет, она потянется к вам, ломая все предрассудки! Кстати, сегодня вы с ней встречаетесь у станции метро “Каширская”. Она будет в поролоновой бекеше, а вы...
– Хозяин – барин, конечно, – уныло сказал Галкин. – Только я семью не брошу.
Умоев потрепал Галкина по коленке:
– Ты, Серафим, во второй книге сломаешь тесный мещанский мирок, которым окружила тебя Катя. Ведь тебя почти физически душит запах ее помады. Учти, это художественная находка, и таких у меня много! А Инга во второй книге будет по-большому мучиться из-за того, что разбила твою семью. Но она же распахнет перед тобой мир с его многогранностью! Она увлечет тебя в поход по глухим деревням Севера, где вы будете возрождаться, искать древние иконы, туеса, прялки.
Галкин нагнул голову, плечи его задрожали.
– Детей жалко, – вдруг проговорил он глухим мокрым голосом. – Олюшку и Николая. Вы уж, Артемий Филипыч, кого другого пошлите за прялками.
– Да, детей где-то жалко, – согласился Умоев. – Но вторую книгу жадно ждет литературная общественность! Критик Сулико Козлов уже написал статью о второй книге – только это между нами.
– И жена вас просит! – горько воскликнул Галкин и, обернувшись, позвал: – Катюша, подойди!
К столику робко подошла румяная супруга Галкина и протянула ладонь лодочкой:
– Очень просим вас, Артемий Филиппович, от лица детей.
– Ох, как я тебя понимаю, Катя! – дрогнувшим голосом сказал Умоев, наливая пиво в стакан. – Присядь. У меня самого сын от рук отбился, дружинником не хочет быть! А как наша Ольга поживает?
– Учится слабенько, как вы написали, – сказала Катя.
Галкин вдруг встрепенулся:
– А ведь мы прибавления семейства ждем, товарищ Умоев.
Артемий Филиппович возмутился:
– Позвольте, как же это? Этого у меня во втором томе нет!
Читать дальше