Александр Просвирнов - Таежные шарады

Артур с опаской смотрел на жандармского корнета Смыслова – не начнет ли тот сгоряча лупцевать четверку ссыльных? Молодой офицер не производил впечатление уравновешенного человека, хотя руки пока не распускал. Рядовые жандармы, подметил Артур, в дороге тайком посмеивались над педантичным вечно хмурым корнетом и с удовольствием смаковали темную историю с дуэлью из-за какой-то крестьянки – так гвардеец оказался в жандармерии. Теперь они безмолвно злорадствовали, подмигивая другу.

– Доктора бы… – задумчиво произнес Смыслов, глядя на безжизненное тело, застывшее на лавке у окна избы.

– Вашбродь, на сто верст вокруг дохтуров нету, – лениво откликнулся здоровяк ефрейтор Шилин, расправляя густые усы пшеничного цвета. – Пока найдем, покойный сопреет. Преставился раб божий Максим Дубовский – значит, на то господня воля. Таперича батюшка нужон, вашбродь.

– Отставить пререкания! – рявкнул корнет. – Шилин, Мыльников, марш в деревню! Из-под земли достать медика! Петренко, Одинцов – никого не подпускать к избе!

– Секундочку, Михаил Нилыч! – степенно обратился к Смыслову Лев Шульц, доставая бумажник и снисходительно поглядывая на щуплого жандармского офицера с высоты своего почти саженного роста. – Соблаговолите выдать господину Шилину сии купюры-с – для организации похорон товарища Дубовского.

Корнет поколебался, но деньги принял и передал усатому ефрейтору. Артур ухмыльнулся шпильке меньшевика: скудных казенных кормовых и прогонных средств, выделенных на этапирование ссыльных, вечно не хватало. А тут еще непредвиденные расходы…

Артур вздохнул и повернулся к покойному. На шее и на носу трупа темнели небольшие пятна, а корнет внимательно их разглядывал. Потом осмотрел ладони усопшего, тоже слегка испачканные золой.

– Как будто душил себя… – задумчиво произнес жандарм. – Как та унтер-офицерская вдова, что себя высекла. Неужели никто ничего не слышал?

– Спали как убитые-с, – вежливо пояснил Шульц. – Устали, выпили немного-с.

– Наслышан о вашей усталости, – зло сказал корнет. – Горланили тут: «Ко славе страстию дыша, в стране суровой и угрюмой…», «Шилка и Нерчинск не страшны теперь, горная стража меня не поймала…» Бежать не так просто, как в песне!

– Михаил Нилыч, у товарища Дубовского не наблюдается признаков удушения – посинения лица и странгуляционных борозд на шее, – робко вступил в разговор Артур.

– Не учите ученого, баронет! – с презрением бросил жандарм. – Воздуха вашему Дубовскому не хватало, он ворот пытался расстегнуть в беспамятстве. А вы, господа социалисты, дрыхли без задних ног!

– Может, р-рвотой захлебнулся? – слегка заикаясь, вставил свое слово Виктор Столбов, вытирая носовым платком розовую лысину.

– Как же! – насмешливо прохрипел с почетного места на печке старик Илья Ильич Лосев. – Харчевались мы одним и тем же, а по части водочки… Я за свою жизнь столько не выпил, сколько Максимка Дубовский. Да чтоб его своротило от пяти шкаликов на брата? Ни в жисть! Разве что хворь неведомая внезапно приключилась…

С разрешения корнета Артур, надев перчатки, не без труда открыл рот покойного, запустил палец в глотку и доложил через минуту:

– Чисто!

А вскоре жандармы привели древнего старика на деревянной ноге.

– Бывший фершал, вашбродь! – молодцевато доложил ефрейтор Шилин и с явным уважением в голосе пояснил: – Ноги на крымской войне лишился – почитай, полвека назад. Говорят, пользует до сих пор деревенских.

Все с почтением посмотрели на еще бодрого ветерана и быстро раздели усопшего.

– Чистый покойничек, ваше благородие! – вскоре сообщил отставной фельдшер корнету. – Ни ран, ни побоев, токмо махонькая царапина на персте указательном правой руки. Не иначе как внезапная сердечная смерть – случается такая, ваше благородие.

Едва деревенский лекарь вышел, ефрейтор ввел старуху с растрепанными волосами. Корнет не успел раскрыть рот, как бабка метнулась к покойному, глянула на четверку ссыльных и заголосила:

– Порчу навели, христопродавцы! Один он был душою чист! А ты, казачий младший сын, первым Христа продал! – Она указала на ухмылявшегося Лосева, спустившегося с печки. – Ишь, расфрантился на старости лет, золотом обвесился! Перстень и серьга, поди, на полпуда – чисто цыган!

– Вон! – рявкнул корнет. – Шилин, немедленно прекратить сей балаган!

– Я думал, вашбродь, может, знахарка нам поможет, – оправдывался ефрейтор, исполнив приказание.