Андрей Чародейкин - Иной край неба. Дилогия [СИ]

— К инерционной массе, — закончил я. — Инерция — это и есть лень, стремление сохранить привычный комфорт — это понятно. Получается закон Ньютона. Но что-то как-то по-моему не хорошо с координатами так поступать — просто отбросить.

— Ну, это же упрощение для уровня школьников, — пожала плечами Ксения.

— А если ты так жаждешь истины, — заявил Антон, вдруг оказавшийся рядом, — то напиши систему уравнений: одно для вектора координат, и другое — для вектора…

— …скорости, — нахмурился я, пытаясь вспомнить, попадалась ли мне где-нибудь в учебниках и справочниках подобная система уравнений.

— Нет уж, фигу! — ухмыльнулся Антон. — Если уж ты против упрощений, давай честно бери дифференциал от момента движения!

— Эх! — крякнул я, попробовав проделать это в своей тетрадке. — Масса сократится!

— Это для Ньютоновской физики! — парировал Антоха, — А для Эйнштейна — ты получишь ту же формулу, что в учебнике, в параграфе про теорию относительности.

— Ха-ха! — развеселилась Ксюша. — Сто-пятьсот — ноль, в пользу Саши! Спортсмен, ты, думаешь, первый, кто хотел «закон всемирной лени» опровергнуть? Ха-ха!

— А ещё, если уж не упрощать, придётся отказаться от костыля под названием «сила», и подумать, как выразить внешнее побуждение честно! — победно улыбнулся Антон. — Например, через дифференциал суммы кинетической и потенциальной энергий, а? Как у Лагранжа.

И Антоха протянул мне справочник по физике, ткнув пальцем в формулу Лагранжа. Околдоваться мне! Ну, надо же! Вот чудеса, откуда не ждали! Это же надо, какой-то школьник Саша таки свёл всю физику к одной формуле!

Что-то меня кольнуло. Что-то мне не понравился вызов в глазах Антона. Чего это он?

А про «закон лени» я подумаю на досуге.

— А Сашу с тех пор вообще к доске не вызывают! Ха-ха! — веселилась Ксюша.

— Почему это? — не поверил я.

— Четырнадцать минут! Подумай: четырнадцать минут понадобилось, что бы понятно объяснить весь курс физики плюс введение в дифференциальное исчисление! Если Сашу к доске вызывать — учителям не чему будет нас учить!

Я посмотрел на неё недоверчиво. Ксения победно улыбалась. Я перевёл взгляд на Антоху:

— И чего тогда такой гений, как Саша, делает в школе?

— Ну, что сказать! — пожал Антоха плечами, и ухмыльнулся криво: — Школьная пора такая чудесная, что пропускать её некоторые вот не хотят! Детство, розовые сопли, растущий организм, всё такое!

— Ой, ха-ха-ха! Растущий организм! У Саши-то! Детство! Уморил, Тоха! Ха-ха!

О чём это она? Чего эти двое так переглянулись?

Не стану спрашивать, а то запас шуток про амнезию мотогонщика уже и у меня самого кончается.

Прозвенел звонок, и перемена кончилась. Что потом было я не очень помню, потому что когда тот день вспоминаю, то в памяти моей всё заслоняет лицо вождя нашего странного школьного клуба героев, Алёны, и её фраза:

— Я очень надеялась, что ты тяжело заболел, и переломал себе ноги! — заявила она мне на перемене с милой улыбкой на устах.

— Ч-чего? — у меня, кажется, мимические мышцы парализовало от неожиданности.

Её причёску сегодня дополняла стильная деталь: лента с каким-то иероглифом прямо на лбу. Эх, был бы со мной мой переводческий ментальный комплекс! А так мне в голову, почему-то, пришли только ниндзя из деревни Конохи.

— Иначе ты получаешься прогульщик для школы, и дезертир перед лицом своих товарищей по оружию! Что у нас делают с опоздавшими, знаешь?

Требуют принести печенья к чаю на всех. Знаю.

— Мы тут, между прочим, мир спасаем! Если кое-кто забыл! Я даже не представляю, каких размеров должен быть торт, что бы загладить вину за дезертирство перед боевыми товарищами! — закатила глаза Алёна.

Что-то, видать, изменилось в нашем сумасшедшем клубе. Что, они теперь больше не надеются спасти мир с помощью стенгазеты? У них там теперь что, портреты Че Гивары на стенах? С этой Алёной нельзя быть уверенным, то ли мне пора учить боевые песни революционеров-анархистов, то ли девчонка просто торт вымогает!

— Виноват! — я щёлкнул каблуками кроссовок, и отсалютовал вождю. — Задержался на особой миссии по спасению мира!

— Тогда мы ждём от тебя торт и полный доклад, — улыбнулась Алёна, дернула подбородком, и чётко развернувшись на каблуках, ушла.

Тут мой взгляд ушёл в сторону от лиц любопытных одноклассников, и упал за окно. С той стороны окна на подоконнике сидел кот Конфуций, плотно прижавший нос к стеклу, выкативший свои круглые глазищи, растопыривший усищи, и навостривший свои ушищи. Я непроизвольно изобразил превращение в уличный фонарь: офонарел, проще говоря. Мне на секунду представилось, что Конфуцию понравилось шпионов выслеживать, и профессоров с полковниками ФСБ ловить. А когда я попробовал представить себе, что сейчас мой кот думает об увиденной им сценке, у меня нервный тик открылся.