Дмитрий Яшенин - Мушкетер. Кто Вы, шевалье д'Артаньян?

— Верно, — согласился юноша, также стремясь не упустить собеседника. — Как он там?

— Париж? — переспросил мэтр Давид. — А как Париж? Париж стоит на месте.

— То есть? — насторожился шевалье. — Что значит — стоит на месте? А бывало по-другому?

— По-другому? — удивился трактирщик. — Да нет, сударь, конечно же по-другому не бывало! Это ведь поговорка такая. Парижская поговорка. Неужели не слыхали?

— Не доводилось, честно говоря. — Юноша нахмурился. — А что означает сия поговорка?

— Что означает? — Трактирщик явно был изумлен тем, что человек, выросший в столице, не в курсе такого расхожего выражения. — Ну это означает, что там, в Париже, все по-прежнему, ничего не изменилось и… все в этом же духе!

— Ах вот оно что! — понял шевалье, а потом уточнил: — Что, прямо-таки уж ничего и не изменилось?

Хозяин трактира пожал плечами:

— Да практически ничего! Все как было. Король, королева, кардинал Ришелье, герцог…

— А что мушкетеры? — перебил его юный дворянин, делая глоток вина и пристально глядя на собеседника.

— Мушкетеры? — снова потерял мысль трактирщик, отметив про себя некоторую непоследовательность молодого человека.

Он вообще был странным, этот шевалье… д'Артаньян. Не только вопросы собеседника насторожили мэтра Давида, но и его непонятное произношение. Оно действительно было далеким от южного, хотя и имело некий налет гасконского диалекта. Однако и парижанину оно не подходило никаким боком. Его гостиница «Вольный мельник» по праву считалась лучшей в городе, и все сколько-нибудь серьезные вояжеры останавливались именно у него. Так что столичный говор был хорошо знаком мэтру Давиду, и он мгновенно отказал господину д'Артаньяну в праве считать его выговор парижским. Отказал, правда, мысленно, не желая лезть на рожон, да и вообще почитая это делом совершенно бесполезным и крайне опасным. Поди угадай, кто перед тобой. А ну как шпион всемогущего Ришелье…

— Я имел в виду мушкетеров его величества короля Людовика, — уточнил юноша. — Я направляюсь в столицу, чтобы поступить на королевскую службу, но, к сожалению, не в курсе даже того, кто сейчас командует ротой мушкетеров.

— Господин де Тревиль, — ответил трактирщик. — Так же как и три года назад, сударь.

— Де Тревиль? — поразился шевалье. — Старик де Тревиль все еще командир королевских мушкетеров?! Вот уж не ожидал! Он ведь… — Юноша осекся.

— Гасконец, как и вы, сударь, — подсказал Давид. И не такой уж и старик, прибавил он про себя.

— Великолепно! — воскликнул юный дворянин. — Похоже, мои шансы попасть в гвардию растут час от часу!

— Бог вам в помощь, сударь! — от души пожелал ему хозяин гостиницы и, заметив повара, несущего на блюде качественно прожаренную курочку, сказал: — Ваш заказ, сударь. Приятного аппетита!

Он встал, поклонился и направился к себе за конторку, размышляя о странном постояльце, почтившем своим вниманием его «Мельника».

Ну а шевалье д'Артаньян подлил себе еще вина и всерьез взялся за трапезу, рассеянно поглядывая на улицу, где его лошадь столь же увлеченно поглощала сено, а с небес, подпертых высоченными колоннами стройных тополей, падали огромные белые хлопья.

Он смотрел на этот белый тополиный снег, бесконечно кружившийся в ритме какого-то изысканного, незнакомого танца и устилавший за слоем слой пыльную брусчатку, и вспоминал…

…Как на улице уже вторые сутки кряду, то слабея, то вновь набирая силу, лютовала вьюга. Шурик Чучнев стоял подле окна, прижавшись лбом к деревянной раме, и смотрел, как ветер, попавший в западню узкого монастырского двора, мечется по нему взад и вперед, вправо и влево, вверх и вниз. Повинуясь его хаотичному полету, мириады снежинок, плененные властной рукой безумца, то припадали к высоким сугробам и наметам, перегораживавшим двор, то взлетали к увенчанным крестами куполам. А когда ветер заворачивал в сторону окна и с размаху швырял в него пригоршню снега, сквозь щели и зазоры в неплотно пригнанной раме проникали колючие язычки стужи, пощипывавшие лицо и руки юноши. Монастырский двор был пуст.

В очередной раз убедившись в этом, Шурик отошел от окна, пересек узенькую келью и прижался спиной к теплому выступу печной трубы, выдававшемуся из стены в углу. В келье было совсем не жарко. Толстые стены братского монашеского корпуса и печка, теплившаяся двумя этажами ниже, не в силах были противостоять трескучему морозу, накрывшему Сергиев Посад в предрождественскую седмицу, на стыке декабря и января 7134 года от Сотворения мира.