— Выходит, она ведьма, не так ли? — спросил голос.
— В таком возрасте? Невозможно! — сказала мисс Тик. — Ее никто не учил! На Мелу нет никаких ведьм! И слишком мягко… И все же… она не испугалась…
Дождь закончился. Мисс Тик посмотрела на Мел, возвышающийся над равниной и укутанный облаками. Он был приблизительно в пяти милях.
— Этот ребенок нуждается в присмотре, — сказала она. — Но Мел слишком мягкий, чтобы вырастить на нем ведьму…
Только горы были выше, чем Мел. Они стояли острые и фиолетово-серые, с длинными языками снега на вершинах даже летом. Невесты неба — так назвала их однажды Бабуля Болит, и это было настолько редко, что она сказала что-то вообще (уж не говоря о чем-то, что не относится к овцам), что Тиффани запомнила это. Кроме того, это было совершенно верно, особенно зимой, когда горы были все в белом и потоки снега обдували их, как фата.
Бабуля говорила по-старому и вставляла непонятные старинные поговорки.
Она не называла эту местность Мелом, она назвала это пустошью. «Над пустошью ветер носит холод», — думала Тиффани, и мир возвращался на свое место.
Девочка пришла на ферму.
Здесь люди имели тенденцию оставлять Тиффани в покое. И в этом не было ничего особенно жестокого или неприятного, потому что ферма была очень большой и у всех были оборудованы рабочие места, а свое Тиффани оборудовала очень хорошо и таким образом стала в некотором смысле невидимой. Тиффани была молочницей и преуспела в этом. Она делала масло лучше, чем делала ее мать, и люди оценили, как хороша она с сыром. Это был талант. Иногда, когда странствующие учителя заезжали в деревню, она шла и получала немного образования. Но главным образом она работала в маслодельне, которая была темной и прохладной. Тиффани наслаждалась этим. А еще ей было приятно, что она делала что-то для фермы.
На самом деле она называлась домашней фермой. Отец Тиффани арендовал ее у барона, которому принадлежала земля, но Болиты хозяйствовали на ней уже в течение сотен лет, и поэтому отец Тиффани говорил (конечно, изредка — вечером после кружки пива): «Земля знает их так давно, что уже принадлежит им». Мать Тиффани обычно просила его не говорить так, хотя барон был всегда очень почтителен с господином Болитом и с тех пор, как Бабуля умерла два года назад, называл его самым лучшим пастухом на этих холмах. Это стоило того, чтобы быть почтительным, как говорила мать Тиффани, тем более что у бедного человека много других проблем.
Но иногда отец настаивал на том, что Болиты или Болтуны, или Айболиты, или Браты, или Братва — правописание было сомнительным — упоминались в местных летописях сотни и сотни лет назад. Эти холмы были в их костях, и они всегда были пастухами.
Тиффани гордилась этим так же, как можно было бы гордиться тем фактом, что ее предки кочевали или были первопроходцами. Ведь надо гордиться хоть чем-то. И сколько она себя помнила, она слышала, что ее отец — тихий, медлительный человек — повторял шутку, которая передавалась от Болита к Болиту в течение сотен лет.
Он говорил: «День ото дня я работаю и у меня Болит» или «встаю — Болит и ложусь — Болит» или «у меня всегда Болит». Поговорки переставали быть забавными примерно после третьего раза, и она забыла бы их, если бы отец не повторял по крайней мере одной из них каждую неделю. Они и не должны были быть смешными, это были шутки отца. Так или иначе однако они были записаны, все ее предки уж больно хотели остаться и до боли не хотели уезжать. [3] Anyway, however they were spelled, all her ancestors had been Aching to stay, not Aching to leave. Ache — до боли стремиться к чему-то. Другой возможный вариант перевода этой фразы: «Где Болит, за то и держались».(Прим. переводчика).
Рядом с кухней никого не было. Мать Тиффани скорее всего пошла в стригальню с обедом для работников. Сестры Хана и Фастида тоже были там, и, скатывая овечью шерсть, посматривали на парней. Они всегда рады были поработать во время стрижки.
Рядом с большой черной печью была полка, которую мать еще называла библиотекой Бабули Болит — ей нравилась идея наличия библиотеки. Все остальные назвали ее полкой Бабули.
Это была маленькая полка, поэтому книги были втиснуты между флягой с сушеным имбирем и фарфоровой пастушкой, которую Тиффани выиграла на ярмарке, когда ей было шесть лет.
Там было только пять книг, исключая большой дневник фермы, который, по мнению Тиффани, не считался за настоящую книгу. Был словарь. Был Ещегодник, который менялся каждый год. И рядом с ним стояла книга «Болезни овцы», которая была полна закладок, которые туда положила бабуля.
Читать дальше