Олег Чарушников - Если так рассуждать... (сборник)

Не раз и не два баловался Гоша с приятелями телефонными играми. Главное тут — по возможности правдоподобно объяснить причину вызова. Но вот кому объяснить?

Существовало три пути, так и обозначенных номерами.

Вариант первый (он же номер «01») означал, что можно вызвать пожарных. Гоша с наслаждением вообразил, как подкатывает к дому огненная колесница, вытягивается лестница и взобравшийся по ней лихой топорник хватает сморчка за шиворот. Сморчок причитает, с него сдирают штраф за ложный вызов и всё такое…

Гоша причмокнул от удовольствия, но чудная картина развалилась, не родившись. Жил игрун Гоша, а значит и старик-сосед, хотя и на высоком, но безнадежно первом этаже.

Лестница и топорник, таким образом, отпадали начисто.

Можно было обратиться к варианту «02». Но значило это, что придется иметь дело с милицией. Бедный интеллигентный студент связываться с ней не станет, решил Гоша. (Нет, все-таки он был студентом, это ясно!). Плохи шутки с милицией, так скажет всякий, кто пробовал шутить с нею. Бог с ним, с номером «02»…

Оставался, следовательно, последний вариант. К нему Гоша и прибег.

Он скроил плачущее лицо, зажал в зубах уголок носового платка, набрал номер и, не дожидаясь ответа, завопил надтреснутым голосом:

— Але! Але! Хто ето? Ась? И хто говорить-то? Мине «скорую»! «Скорую» мине!

Фу, как пережимал Гоша! Кто же так в наши дни разговаривает — «мине». Решительно никто. И в высшей степени странно, что подействовало дешевое лицедейство на строгих диспетчеров «Скорой помощи».

— Погодите! Толком скажите, кто болен!

— Ась? — кричал Гоша в трубку дурным голосом.

— Дедушка, что у вас стряслось?

— Голубушка, — умиленно зашамкал в трубку «дедушка». — Никто у меня не болен, померла моя старуха, упокой, царица небесная, богу… душу… рабу твою…

Тут Гоша немного запутался в терминах. Но в принципе держался неплохо — раз подействовало. Артистично, собака, говорил. (А может, он артистом и работал? Недоступный разуму человек! Одно слово: игрун…).

— Адрес сообщите! Быстрее, дедушка!

— Дак ведь год как умерла! — возопил Гоша. Платок выпал изо рта. — А теперь явилась, подлая! Ищет чего-то… И двое еще с ней, черных, кожаных…

— Кожаных… Ясно. Адрес можете назвать?

— А могу, могу, миленькая. Ядринцовская, дом 35, квартира… э-э-э… два. Ты уж приезжай, сделай милость. А то она ходит везде, а у меня ремонт. И кожаные с ней толкутся, следят… Ох, вот она, за спиной! Спасите старика-а-а-а!..

И бросил трубку.

Артист был Гоша все-таки, точно артист.

Оставалось ждать.

Их было семеро, и все пришли из мусоропровода. Первый, работник райфинотдела, боролся с крупным финансовым капиталом и одержал победу. Всего неделю продержался цветочный кооператив «Резеда» и был удушен за злостные мечты о роскоши. Кооператоры, подрывавшие основы строя, удалились в рубише, а горожане продолжали покупать цветы только в кадках.

Двое из ДЭЗа № 10 боролись с собственными жильцами за экономию цветных и черных металлов — не чинили крышу. Здесь тоже была полная виктория.

Остальные — кто продержал в столе изобретение до полной протухлости, кто перестал завозить в магазины сахар, отчего самогонка в районе сделалась совершенно несладкою, — народ, словом, подобрался мелкий.

Как повелось исстари, роздано им было по «строгачу» и велено преобразиться. Откозыряли борцы и немедленно приступили к преображению на радость дающим выговоры, да не оскудеет их рука во веки веков!

Не знали борцы, что близок их час. Каждый был вырезан, отсортирован и положен в ящичек, смотря по одержанной победе. Пришло время воздаяния. Неделю дожидались они в углу, растрепанной кучкой газетных вырезок, шевелились от сквозняков, гулявших по квартире. А теперь — шабаш. Настала минута, коей так жаждала душа старика. Грандиозов облачился в старый свой, последний костюм, повязал тщательно галстук ( шапку снимать не стал — опасался застенных обвалов и бурь ). Включил настольную лампу с жестяным помятым колпаком и приступил к делу.

Заседание началось с. душителя кооперативов. Извлеченный из угла, лег он на стол, за которым председательствовал старик. Гранднозов встал и внятно прочел сопроводительную записку. Затем было опрошено, что имеет сообщить подсудимый в свое оправдание. Молчал душитель, распластанный на поверхности стола под резким светом лампы, нечего было ему возразить. Тогда заговорил старик. Кратка была его речь, приподнята и вдохновенна. Вот она: