Сергей Афанасьев: Четвертый опыт Выбегаллы

Маргарита еще спала. Я не стал ее будить — наверняка грядущий день не сулит ей ничего хорошего, так что пусть ее неведение и спокойствие продлятся как можно дольше.

Следующий день после дежурства по графику был выходной. Я неторопливо собрал разбросанные по столу бумаги в голубую папку, тщательно завязал тесемки, и собрался уже было уходить, но почему-то медлил. А ведь она останется совсем одна, вдруг понял я причину своей нерешительности, и без всякой поддержки. И я остался.

Она проснулась бодрая и энергичная. Пока она умывалась, я, поляризовав вектор магистатум, сотворил ей пару бутербродов и чашечку кофе. Бутерброды получились на редкость удачными и симпатичными — тонкий слой масла на белом свежем хлебе, ломтик ветчины, ровный пластик вареного яйца и поверх всего этого огурчик; а кофе было очень ароматным, так что у меня при виде всего этого потекли слюнки, я тут же вспомнил, что сам еще не завтракал и тут же сотворил еще парочку — уже для себя. Моя партия оказалась почему-то простой и примитивной — кривой ломоть хлеба с докторской колбасой и без всякой экзотики, а кофе ничем не отличалось от столовского. Я обреченно пожал плечами и решил не ломать голову над этим парадоксом.

— Доброе утро! — весело сказала Маргарита, заходя за модуль памяти и присаживаясь на теперь уже свой диванчик. — Какое все замечательное! — восхищенно произнесла она, оглядев журнальный столик.

А потом она разделила аппетитные и менее аппетитные бутерброды поровну и мы принялись за завтрак.

Мы говорили о всяких пустяках, и вот что самое интересное — мне это было приятно, и мало того, я сам находил все новые и новые темы… Она часто улыбалась мне, аккуратно откусывая маленькие кусочки ровными белыми зубками.

Один только раз она спросила, как обстоят дела с ее одеждой, но я тут же соврал, что ее привезут из химчистки скорее всего после обеда.

— Ну хорошо, — пожала она плечами, — еще немного побуду и в этом одеянии. — И она чуть оттянула воротник своего балахона. — Впрочем, я к нему уже как-то привыкла. И мне, наверное, жаль будет с ним расставаться.

— Можете забрать его себе, — улыбнулся я. — В качестве подарка.

В ответ она только заразительно рассмеялась.

— Какой вы милый, Саша, — просто сказала она, наверное, не придавая этим словам никакого значения, но тем не менее они что-то очень сильно зацепили в моей душе.

Завтрак закончился. А тут и народ стал подтягиваться со своими задачками — вернее, их дубли. Я занялся работой, а она снова села в дальнее кресло.

— Мне здесь нравится, — странно улыбнувшись, сказала она. — И почему-то уютно, словно у себя дома.

Первыми из настоящих людей появились двое сотрудников из отдела Выбегалло.

— Мы пришли за вами, — неловко переминаясь с ноги на ногу сказали они не совсем вежливо.

Перестав приветливо улыбаться, она молча подняла свои большие глаза, ожидая продолжения.

— Пойдемте с нами.

— Куда?

— К нам в отдел.

— И зачем это?

Они замялись еще больше.

— Ну-у, мы вас обследуем…

Она покачала головой.

— Спасибо, что-то не хочется ни куда идти. К тому же я себя прекрасно чувствую. Еще раз спасибо за беспокойство.

Они помялись и ушли, а она окончательно осталась у меня.

Дубли с задачками шли один за другим и скоро я начал ощущать некоторое беспокойство — такого наплыва у нас еще не было, к тому же и дубли были со странностями — неотрывно смотрели на мою гостью. А потом пошли и оригиналы и мое беспокойство еще больше усилилось.

Первым заглянул Володя Почкин. Скромно поздоровавшись с Маргаритой, он сунул мне листок, исписанный торопливым подчерком, и стал непонятно и путанно что-то мне объяснять, поминутно поглядывая в дальний угол. Минут пять я его терпеливо слушал, пытаясь добросовестно понять весь его бред, а потом просто выгнал.

Вежливый Эдик молча подал мне аккуратно сложенную вчетверо страничку тетради и тут же отошел к девушке, с ходу заведя с ней ничего не значащую беседу. Она смеялась каким-то его словам, Эдик был наоборот — необычайно серьезен, а я никак не мог подобрать подходящий алгоритм к его задаче.

Потом собственной персоной появился Кристобаль Хунта. Он тоже, быстро разделавшись со мной, отошел к Маргарите. Раскланявшись как истинный испанский идальго, он в галантном полупоклоне, поцеловав ей руку и сверкая глазами, завел с ней какой-то непринужденный светский разговор.

Мне это нравилось все меньше и меньше. Казалось, весь институт собрался в вычислительном зале. Кто-то заходил по несколько раз, кто-то приходил и оставался, и все, буквально все, отвешивали Маргарите поклоны, подходили, заводили беседы разной степени легкости…