Евгения ИЗЮМОВА - Побег

Ерофей поворочал языком, облизал пересохшие губы, которые, наверное, стали похожи на сардельки, и засвистел первую попавшую на ум песенку: «А нам всё равно, а нам всё равно!» - в голове одновременно с тем мелькнуло: «Ни фига себе - всё равно! Башку срубят сейчас, как кочан капусты», - «И правильно сделают, если у тебя вместо головы - кочан капусты! - сказал вдруг кто-то над ухом, от чего Ерофей даже подпрыгнул, оглянувшись назад. - И вообще не свисти, а то денег и так нет. Свистеть можно только гаишникам».

Ерофей хотел закричать: «Гермес, бродяга ты мой милый!» - но палач бесцеремонно ткнул его в загривок, и Ерофей шмякнулся на колени, а лоб его впечатался в старую-престарую колоду, коричневую то ли от старости, то ли от крови. Ерофей рявкнул обозлённо по-русски:

- Ты, раздолбай гадский, как вмажу сейчас! - и даже ногами взлягнул, чем насмешил палача, и ещё несколько минут выиграл для жизни, потому что убийца громогласно и басовито захохотал. Но где же Гермес? И Ерофей заорал еще громче: - Где ты, чучело гороховое?! Помогай, видишь же - пропадаю!

«Потерпи секундочку, - раздалось в голове, - сейчас материализуюсь».

- Секундочку? - заревел Ерофей. - Секундочку?!! Ну, попадись ты мне, чёртов бабник, котлету сделаю!

Палач, всё ещё хохотал во все горло - но странно звучал этот смех, каждое «ха» звучало отдельно от другого, словно смеялся не человек, а робот («Фантомас да и только!» - некстати мелькнуло в голове у Ерофея). Палач, видимо, вспомнил наконец про свою работу и лихо взмахнул топором, однако… топор остался на месте. Палач, остервенело дергал из-за спины топорище. Но безуспешно. Тогда он извернулся и, не отпуская топора одной рукой, другой ударил с размаху в того, кто мешал, но… кулак попал в пустоту. Палач в изумлении выпустил топор, обернулся всем телом к неизвестному обидчику, полагая, что он прячется за его спиной, и тут же согнулся пополам, испуганно взревев:

- А-а-а!!! - ибо не увидел того, кто его ударил, зато в воздухе по-прежнему висел топор.

- А-а-а!!! - завопила и толпа, в ужасе отшатываясь от помоста - словно волна прошла по площади - люди падали друг за другом на колени, а топор танцевал над головой палача, со свистом рассекая воздух. А из ниоткуда неслось весёлое:

- И-о-хо-хо!!! Десять дураков за сундук мертвеца и бутылку рому!!! Дам тебе я тумака и пойду до дому!

Палач сунулся головой в помост, словно ему кто-то припечатал ногой по заду, и Ерофей почувствовал, что руки его начали выворачиваться, как на дыбе, потому что именно за руки кто-то поднял его в воздух.

- А!!! - закричал и Ерофей. - Больно же, зараза, руки вывернешь!

- Ничо, - ответил Гермес. - Зато сам целый будешь! - и ругнулся: - Ну, блин, как же я тебя ещё понесу, за штаны что ли? - Но Гермес - необузданный насмешник, потому хихикнул: - Так ведь выскользнешь оттуда, девки-то на площади ослепнут от прелестей твоих, - однако Ерофей почувствовал, что его схватили и за штаны. Он взмыл над площадью, замерев от ужаса, потому что никого над собой не увидел.

Приземлились они в лесочке за городом, вернее, шлепнулся на землю один Ерофей, угодив головой в кучу прелых листьев.

- Эй, ты где, Герка? - робко спросил он пустоту вокруг себя.

- Да тут я! - раздался досадливый голос Гермеса из той пустоты.

Ерофей скособочил голову, насколько смог, чтобы посмотреть, где Гермес, но никого не увидел и опять испуганно спросил:

- Ты где? Хватит дурака валять!

- Ага, ты прав, - насмешливо фыркнул Гермес, - достаточно, что я уже одного дурака носом о землю брякнул.

- Но-но! - воинственно произнес Ерофей, пытаясь подняться, но связанные сзади руки не позволили это сделать. - Ты лучше развяжи меня, чем попусту болтать.

- Да не могу я! - с неожиданным отчаянием вскричал Гермес. - Видишь, не могу материализоваться. Как же я тебя развяжу? - и тут же довольно хохотнул: - А здорово мы шухеру понаделали, когда ты взлетел вверх!

- А топор как ты держал? - недоверчиво спросил Ерофей. - Я же видел, так что не отвлекайся, - и холодно велел Гермесу, - а режь ремни.

- Был бы у тебя сейчас нож, я бы и разрезал, а своим не могу, он же тоже стал невидимым. Не могу я материализоваться! - Гермес чуть не плакал.

- Ага, раньше ты мог, а сейчас не можешь, зараза ты этакая?! - разозлился Ерофей. - Ко мне прилететь - мог, из загса утянуть мог. А сейчас он, видите ли, не может, издеватель чёртов!

- Что ты ругаешься, Ероха? - примирительно сказал голос Гермеса, самого его по-прежнему не было видно. - Я могу переходить в то или иное состояние - видимое или невидимое - в вашем измерении только в полнолуние. И вот получается, что-то держать в руках могу, как топор на эшафоте держал.