Замуж с осложнениями-2. Сами мы не местные

-- А чего ж меня не спросила? -- хмурится Азамат.

-- Забыла. Я тебя вижу-то за ужином и утром, и мне как-то не хочется с тобой об этих дурах разговаривать. Хоть бы кто-нибудь с болячками обратился, я бы хоть поработала, а так вообще непонятно, на что всё время уходит.

Азамат хмурится ещё сильнее.

-- Так что за кличка?

-- Хесай .

Мне померещилось или он зарычал?

-- Скажи им, что зависть глаза выедает.

Ого! Чем же это они меня приласкали, что дорогой супруг так обозлился?

-- Что это значит-то хоть объясни.

-- Устрица, -- цедит он сквозь зубы. Я молчу и жду продолжения. Оно следует после паузы. -- Так называют женщин, которые получают удовольствие от секса.

-- Чудесно, -- хмыкаю я, -- а чего ты так злишься?

-- Во-первых, хотел бы я знать, откуда они это про тебя взяли. Я ни с кем не обсуждал наши личные дела.

-- Я сама могла что-то такое сказать, -- пожимаю плечами. -- А что, это надо хранить в тайне?

Он тяжело вздыхает.

-- Видишь ли... устрицы настолько любят это дело, что им абсолютно всё равно, с кем. Ты и так у всех на устах, а если они ещё решат...

-- Ну Азамааааат! -- взвываю я, -- ну надо же было предупреждааааать!

-- Да понимаю, -- смущается он, -- но всё как-то кажется, это такие очевидные вещи... Я ведь и сам поначалу думал, что ты... прости.

Я только качаю головой. То-то он так удивился, когда я потребовала охранять меня от посягательств со стороны других мужиков.

-- Ну ладно, -- говорю. -- Как мне их убедить, что я не устрица?

-- Даже не знаю... Понимаешь, у нас есть женщины, которым совсем это не нравится, а есть, только очень редко, такие, которые в любую минуту и с кем угодно готовы. А ты не то, и не то.

-- Значит, придётся объяснить, что у землян всё по-другому.

-- И надеяться, что они поверят, -- вздыхает Азамат.

Как-то это всё грустно. Мы надолго замолкаем, и я начинаю зевать.

-- Да ты спи, -- уговаривает Азамат. -- Долго ещё лететь.

-- Я и так почти всё время сплю, когда ты рядом.

Он снова вздыхает. День вздохов просто какой-то.

-- Мне надо как-то менять график. А то мы действительно почти не видимся, и получается шакал знает что.

-- Ну, тебе ведь эти занятия важны, это ведь то, чего ты хотел: тебя уважают, ты всем нужен... э, а почему мы спускаемся?!

-- Потому что я хочу остановиться.

Я за всеми этими разговорами даже не заметила, когда мы долетели до снега. Или, может, мы в горах? В общем, тут довольно холмисто и снег лежит везде, ровненький такой, нетронутый. Мы мягко садимся, поднимая облака рассыпчатых снежинок.

-- Выходи, -- говорит Азамат, отключая крышу.

-- Куда, мы же ещё не долетели!

-- Выходи-выходи!

Я уже ничего не понимаю, но послушно выхожу. Он обхватывает меня за плечи и отводит от унгуца, ближе к склону того холма, на котором мы стоим.

-- Во-он, видишь, на горизонте горы? Это Ахмадхот. Когда мне было лет четырнадцать, мы с друзьями часто сюда летали зимой покататься по снегу.

-- И что?

-- А то, что это очень весело, -- говорит он, и вдруг резко притягивает меня к себе, и мы летим вниз по склону в обнимку, поднимая фонтаны снега. На нас обоих скользкие непромокаемые костюмы, так что разгоняемся мы капитально -- если бы он меня не держал так крепко, я бы порядочно испугалась.

Наконец мы тормозим, чуть не с головой уйдя в снег. За нами остался очень выразительный след на склоне.

Азамат смеётся и протирает залепленное снегом лицо.

-- Боги, что ж ты так визжишь-то?

-- А что, с горки надо молча кататься? -- я тоже вся в снегу, но отряхиваться пока бессмысленно. Впрочем, не то чтобы я жаловалась. Вот только как теперь наверх выбираться?.. Я еле замечаю мокрый поцелуй в мокрую щёку.

-- Лиза, -- говорит Азамат внезапно серьёзно, -- пожалуйста, не думай, что чьё-то там внимание и уважение мне важнее, чем ты. Я растерялся поначалу, но продолжаться так не будет. И так целыми днями только и думаю, скорее бы вечер, скорее бы домой и тебя увидеть. Одно время ещё уговаривал себя, что у тебя дела, работа, и я тебе там совсем не нужен. А выходит, у нас даже нет времени новостями поделиться. Это моя вина, и я исправлюсь. Не злись, пожалуйста. Хочешь, обругай меня, только не злись больше.

Ишь ты, заметил! А я всё гадала, когда меня прорвёт и я ему выскажу всё, что думаю об этом Муданге, об этом браке и о нём лично? Ну раз заметил, то можно сэкономить нервы.

-- Да живи уж, -- хмыкаю. -- Чё тебя ругать, если сам раскаиваешься? Теперь до следующей глупости любить буду. А сейчас расскажи мне, пожалуйста, как мы будем обратно подниматься?