JK Светлая - Змееносец. Истинная кровь

Х век, Бретань

Он силился вспомнить, когда все началось. Силился, и никак не мог. Чем больше вспоминал, тем больше сомневался, было ли это на самом деле. Или все ему только приснилось. Или все только еще должно произойти. Как это страшно — жить между временем. Знать, что было. Знать, что будет. Воспринимать время иначе, чем то дозволено человеку. И иногда путать сны с реальностью, превращая мир вокруг в хаос.

Он медленно брел по лесу, ступая по мягкому мху, вдыхая влажный воздух и не зная наверняка — этот лес уже существует или только замер в Межвременье, дожидаясь своего часа.

И там, где он ступал, шаги его оставляли капельку солнца и капельку жизни. И сквозь мох и изморозь дорогу себе пробивали пролески.

Он знал, что ему никуда не уйти от той, чье имя он боялся произнести. И с каждым шагом она дышала ему в затылок все ближе. И там, где ступала она, пролески увядали.

Силы ему придавал камень. Но разве можно победить ее?

Ему оставался один только путь. В дом к Мастеру. И времени, которое он чувствовал иначе, чем смертные, почти уже у него не оставалось.

Мастер был стар. Но все еще силен.

Мастер узнал его.

Мастер принял его.

— Что ты хочешь? — спросил Мастер.

— Я хочу лампу из этого камня.

— Из этого камня не сделать мне лампы.

— Если кто и сможет, то только ты. Ведь этим ты продлишь мою жизнь и спасешь его.

— Когда она придет, ты продолжишь его хранить?

— У меня нет другого пути. Передать его я смогу лишь в тот день и час, когда придет за ним сквозь время рыцарь истинной крови, несущий в имени своем Бога. Он будет таким же сыном мне, как твой сын — тебе. Так сделаешь ты мне лампу?

— Я постараюсь, Белинус.

— Выгляни в окно — цветут ли пролески.

— Еще цветут.

— Славно, что цветут. Значит, время есть.

Неделю трудился Мастер над лампой из камня, принесенного Белинусом. Неделю Белинус просил поглядеть на пролески. И в тот день, когда пролески увяли, лампа была готова.

— Пусть твой сын Наве отнесет ее на Гору Спасения. И вкруг себя соберет двенадцать воинов. Пусть берегут они ее до того дня и часа, покуда придет за ней тот, кому она предназначена. И все воины запечатлеются в камне.

И поклялся Мастер отправить сына своего Наве на Гору Спасения. И больше никогда его уже не видеть. Ради одного лишь того, чтобы не досталась сила Великого Белинуса и камень его священный темным силам. Чтобы та, от чьей поступи вянут пролески, его не достала.

И на рассвете другого дня юный Наве отправился на Юг, прижимая к груди неприметную лампу. А на закате того же дня был убит Мастер Темной силой, пришедшей на землю Бретани. Лицом той силы было лицо норманнского воина, явившегося получить эту землю. Но камень воину не достался.

Камень замер и ждал.

И тот, чей дух отныне был в нем заточен, тоже замер и ждал. Одно мгновение и тысячу лет.

1159 год, королевство Трезмон, Фенелла

— Я клянусь вам, она не безумна! Она видит больше, но она не безумна!

— Да как же не прозвать ее безумной, когда она говорит те вещи!

— Какие вещи? Что король ее не любит? Так о том знает все королевство. Что путь ее — путь заключенной в монастыре, которую однажды удушат подушкой? Когда король приведет новую жену, оно так и случится.

— А другое?

— Что другое?

— Что будет она из рода великих магов, повелителей тьмы и света. И что сын ее — наполовину королевской крови — спасет наше королевство от страшных бед.

— Несчастная еретичка!

— Нет… Она всего лишь безумная!

— А я говорю, она видит больше. И сочтите с нею безумной меня. А до весны ее не станет. И будет у нас новая королева. Говорят ведь, король пошел против Форжеронов. А Форжероны — великие маги. И привезет он жену из этого похода.

— Тебе впору с королевой вместе сидеть! Слушаешь сказки!

— А я верю! Верю!

Межвременье, Монсальваж

Черный плащ, шитый серебром, развевался по ветру. Беспощадный ветер трепал алые его полы. Но старик, укутанный в этот плащ, казалось, не замечал ветра. Он не замечал ничего. Он стоял на вершине Горы Спасения среди камней и стен древнего замка, которые теперь казались лишь призраками в этом Межвременье, и глядел в серое, тяжелое небо, из которого крупными хлопьями на землю падал снег.

— Дай знак мне! Дай знак! — восклицал старец, но небо не слышало его крика. Обезличенное, оно молчало.

В отчаянии старик упал на колени и стал голыми руками, продрогшими пальцами разгребать снег. Но того, что искал, он не находил. Гора Спасения тоже молчала. Грязь земли покрывала его пальцы, забивалась под ногти, от нее тускнели драгоценные камни в его перстнях. Но это была всего лишь земля. Она не даровала ему того, к чему он стремился.