JK Светлая: Змееносец. Легенда о летящем змее

Теперь же несчастная обездоленная женщина пришла просить о помощи.

— В нашей детской довольно места, — тихо произнесла королева. — Если же маркиза пожелает, выделим им еще одну комнату. А мне… Мне нужна… как это у вас там называется? Компаньонка? Придворная дама?

И Мари нужен был друг. Глупая самоустраненность измучила ее.

Катрин подняла глаза на королеву.

— Благодарю вас, Ваше Величество. Вы очень великодушны. Но от меня вам будет мало проку. Я не стану обременять вас еще и собой. Мне будет довольно знать, что дети устроены. С вашего позволения, я воспользуюсь вашим гостеприимством на эту ночь. А завтра поутру вернусь домой.

Мари, растерявшись еще сильнее, прижала руки к груди и сказала:

— Но там ведь опасно, мадам! Его Величество найдет способ сохранить за вами имущество, но ради вашего же блага вам теперь лучше остаться у нас.

Мишель, зная упрямство своей жены и достаточно наслышанный об упрямстве маркизы, понял, что пора вмешаться.

— Маркиза! — не терпящим возражений тоном сказал король. — Вы останетесь у нас на некоторое время. Пока ваши сыновья привыкнут к новому месту. После, когда станет известно больше о графе Салете, я решу, что делать дальше. Сейчас ступайте отдыхать.

— Слыхали? — почти радостно отозвалась Мари, думая о том, насколько иногда хорошо, если твой муж — король. — Вы остаетесь! Завтра я покажу вам свою мастерскую. Вам понравится.

«Мастерскую она ей покажет! Да! Конечно! Именно это и исцелит безутешную маркизу! И заодно спасет все королевство! Верно, король? Сколько у вас тут времени прошло? У вас-то время есть! Не то, что у некоторых… А ума ни у кого не прибавилось. Где там этот чертов кузнец? Ах, вот же он, наш доблестный болтун!»

Февраль 1188 года по трезмонскому летоисчислению, королевство Трезмон, харчевня «Ржавая подкова»

— Вы, добрые мессиры, лучше горы обходите стороной, — страшным шепотом говорил хозяин харчевни «Ржавая подкова», — особо там, где леса начинаются. В прошлую осень прирезали там маркиза де Конфьяна. Не посмотрели на титул и дружбу с королем. Банда разбойников орудует, на всех страху напустили! Уже крестьяне торговать не выезжают совсем, хорошо хоть припасы кое-какие остались. А если и по весне разбойников не разгонят, так будущую зиму будут впроголодь жить.

— Так этим-то стоит озаботиться королю! — заявил фрейхерр Кайзерлинг, отпивая из кружки доброе трезмонское вино. — Когда я служил у Фридриха Гогенштауфена из Вестфалии, у нас, коли и убивали благородных, так только на поле боя, но не в лесах да не в горах. Даже как-то непочетно — быть прирезанным разбойниками.

— Видал я однажды этого де Конфьяна вблизи, — протянул брат Ницетас. — Уверен, то Господь покарал его за то, что якшается с недостойными грешниками. Станет ли честный человек с женщиной жить, чьи волосы по-мужски острижены? Да еще и с такой рыжей! Все оно от лукавого!

— Да уж, святой брат, — отозвалась молодая женщина, чье лицо было скрыто капюшоном плаща, за другим столом. — С рыжей да еще и стриженой — хуже, чем с гулящей в придорожной харчевне!

Мужчина, сидевший возле нее и шумно хлебавший похлебку, на время замолчал. А потом продолжил свое прежнее занятие.

— Правду говоришь, дитя! — тут же закивал брат Ницетас. — Недаром гулящих стригут. А рыжие, клянусь своим скапулярием, все ведьмы!

— Точно! Вот и меня моя околдовала, — с довольной улыбкой сказал любитель похлебки.

Женщина возле него только хмыкнула и встала из-за стола.

— Я спать. День нынче трудный был. Да и ты уж не засиживайся, Жан, — бросила она, убираясь прочь.

Жан только закивал, но едва женщина покинула харчевню, тут же пересел за стол к фрейхерру Кайзерлингу и брату Ницетасу.

— А я и маркизу вблизи видал, — сказал он, обращаясь к собеседникам. — Она после смерти Его Светлости совсем сдала. Ей-богу, до весны не доживет. Худая совсем, лицо чуть ли не черное. Если и ведьма, так сама себя прокляла. Клянусь, мессиры. В жизни такого горя не видал, хотя горестей встречал немало на своем веку.

— Где ж ты видал-то ее? — удивился брат Ницетас. — Говорят, сидит в своем замке, никуда не выходит, никого к ней не пускают. Еще и родня по мужу покойному на наследство позарилась. Только и разговоров теперь, что замка она не защитит, коли к ней добрые родственники пожалуют.

— Ежели б такое приключилось в Вестфалии, — многозначительно вставил фрейхерр, — детей бы отдали на воспитание кому постарше да поумнее из семьи, а ее бы в монастырь отправили. Пусть там себе вдовствует.