Александр Карнишин - Сборник рассказов [СИ]

Зачем гостиница, если есть телепорт? А как почувствовать новое, если ночуешь все время в своей собственной постели? А так — и воздух иной, и вода другая, даже просто размер гостиничного номера и расстановка мебели иначе — уже интересно. Или там униформа гостиничная. Или завтраки.

И самое главное — никаких потерь времени. Очень удобно.

— Только скучно.

— Что? — переспросил Витька, не отрываясь от экрана.

— Скучно это, сын. Представляешь, я же всю землю, получается, объездил, везде бывал. И что?

— А что?

— Умылся, попил кофе, открыл дверь квартиры, шагнул в гостиницу… А гостиницы у нас унифицированы давно. Везде одинаково комфортно и одинаково уютно. И девушки у стойки, которые на самом деле только для традиции и поддержания уюта — они тоже улыбаются и встречают одинаково. И в твоем номере, похожем на твою же квартиру… Понимаешь, так было решено, что номер надо делать так, как и квартира. Чтобы человек не путался спросонок, где и что находится.

Витька не понимал, но кивал в такт словам. Все же отец — он гораздо старше. Он все знает. Они вот недавно были во Флориде на пляже. Вышли из квартиры — ступили на пляж. Очень удобно это. Там было весело, жарко, много народа и пологие волны, в которых так здорово прыгать. Ему, Витьке, очень даже нравилось, что отец может взять его за руку — и куда угодно. Да хоть и в Антарктиду. Их телепорт позволял все. Но только для взрослых. То есть, без отца или матери это была простая дверь, выглядящая точь-в-точь, как старинные деревянные двери с замками и красивыми блестящими ручками.

— Мы потеряли ощущение пространства, сын. Нам стало все равно — куда и как добираться. Мы не планируем своих выходных дней и отпусков. И праздники не планируем. Не готовимся заранее и задолго. Спим спокойно по ночам, не волнуясь и не вскакивая, чтобы посмотреть на часы — не опоздать бы!

— Ну, вот что, — прервала его мать.

Вообще-то они были «папа» и «мама», но с первого класса Витьку приучали, что взрослый человек — а школьник уже достаточно взрослый — должен говорить отец и мать. И даже думать так. Потому что нечего тут… Он шмыгнул носом и тут же получил замечание, что есть ведь платок, и нечего тут, понимаешь.

А мать продолжала:

— Раз тебе так все плохо…

— Да не плохо мне, не плохо, — пытался что-то сказать отец.

— …То я тебе сделаю хорошо. Как в древности, — она уже что-то набирала, что-то отсылала, что-то получала, судя по мелодичным сигналам из динамиков. — Вот, получай!

…

Сегодня из квартиры вышли, когда на улице было еще темно. Витька зевал, не выспавшись. Он пытался объяснить родителям, что надо высыпаться, но мать смеялась, а отец был возбужден и все куда-то звал, горя глазами.

Они долго шли пешком. А мать еще говорила вполголоса, что надо было и чемоданы аутентичные попросить, и чтобы нагрузка была, как положено. Самое настоящее метро, как в кино, довезло их до вокзала.

Вокзал пах.

Витька не знал, чем. Просто слов таких не знал и запахов. Но вокзал пах совсем не так, как воздух в квартире или во дворе, или даже в школе.

— Вот наш поезд. Ровно сутки, — улыбалась мать.

А у отца горели глаза, ему хотелось все пощупать, потрогать, чуть ли не лизнуть.

Теснота, толкотня, высокие полки, куда сразу подсадили Витьку, чтобы не мешался. И он смотрел сверху круглыми глазами, не понимая ничего. А откуда-то взявшийся народ штурмовал узкой проход, тащил какие-то несусветно огромные чемоданы и мешки, упихивал все, утирал пот, громко здоровался, раздевался, скидывая старинного вида пальто и шубы, ругался на проводников в серых мундирах, что все слишком тесно и жарко, требовал чаю…

— Чай после отправления. Приготовьте ваши билеты!

А потом пошло веселье. Витька даже и не знал, куда интереснее смотреть: за окно, за которым проносились деревья, какие-то холмы, дороги со стоящими машинами, или вниз, на то, как там и что в вагоне.

Тем более, что смотреть в окно иногда просто не получалось. Вот вдали какие-то животные. Мать говорит, что это коровы пасутся. А Витьке же не видно! Он уже и так, и этак пальцами по стеклу — не увеличивается! Не масштабируется.

— Стекло мытое, — сказал проводник, поглядев на Витьку. — Простое стекло. Настоящее.

И ушел делать чай.

— А я пока тут посижу, — сказала какая-то бабка, присаживаясь на мамкину постель.

— Что значит — посижу? — удивилась мать.

— А у меня место верхнее, да и боюсь я наверх лезть. Потом же все равно спускаться, чтобы в туалет, или там чаю попить. Вот и посижу пока до ночи тут. А что?