Олег Шелонин - Царский сплетник

— Это как? — не понял царь.

— Это так. Берешь английский текст и за каждым словом ныряешь в англо-русский словарь. Языки мне никогда не давались. Но ничего, я ж на русском пишу. Читатели пока не жаловались.

— Хочешь сказать, что ты писарь?

— Ну да.

— Царь-батюшка! — заволновался писарь, — Не верю я ему! Ну какой он писарь? Ты на рожу его срамную синюшную посмотри! Да разве писарь одними ручками да ножками твою царскую охрану так бы раскидал? Как он стрельцов гонял! Человек двадцать с ним справиться не могли, пока он случайно Ваньку Левшу не зацепил да его штоф водки не разбил. Да если б Ванька нашим исконно русским оружием — дрыном — его по затылку не благословил, ни за что б не взяли. Так бы до сих пор городскую стражу и гонял.

— Да-а-а… — почесал затылок царь, — согласен. Подозрительный писарь. Ну-ка тащите сюда его суму.

Приказание было выполнено молниеносно. Царь Гордон сел на корточки и лично начал копаться в вещах Виталия. Видеокамеры и цифровой фотоаппарат поставили его в тупик.

— Это еще что такое? — Повертев фотоаппарат в руках, он случайно нажал кнопку съемки, — Ай! — Яркая вспышка осветила пыточную.

— Нападение на царя!!! — завопил сотник.

— Не ори, живой я, — осадил его Гордон, — Ух ты! — ахнул он, увидев на дисплее фотоаппарата свою изумленную физиономию. — Да ты еще и колдун, шпион. С тобой надо держать ухо востро.

— Дарю, — тут же среагировал Виталий.

— Благодарствую. А тут у нас что?

Царь извлек из сумки элегантный флакончик, откупорил крышку, и по пыточной разлился тончайший аромат французских духов.

— Я же говорил! — не удержался Вилли, — Он ест заморский купец!

— А вдруг тать? — усмехнулся Гордон, — Вдруг ограбил кого?

— Да никого я не грабил! — Виталию все это уже порядком надоело, — Это обычный рекламный коллаж. А духи и впрямь заморские. Я его читателям рекламирую, чтобы объем продаж увеличить. Работа у меня такая. Вообще-то нет. Работа у меня другая, а это не работа, а приработок. У меня другая специализация — криминальная хроника. Веду отдельную рубрику в еженедельнике «Рамодановский Вестник».

— Ну вот, опять словами непонятными говорить начал, — вздохнул царь. — Давай-ка по порядку. Откель ты все-таки будешь?

— Из Рамодановска, — сердито буркнул Виталий.

— Что такое Рамодановск?

— Город.

— Где он находится?

— В России.

— Я такого города в своем государстве не знаю, — покачал головой Гордон.

— Ну Русь-то, она большая, — удрученно вздохнул Виталий. — А у тебя, кстати, Русь большая?

— За десять ден верхом не обскачешь, — гордо сказал царь Гордон.

— Ну тогда можно сказать, что Рамодановск за рубежом.

— То ест иностранный поттанный, — опять не удержался от реплики Шварцкопф.

— Федот, гони его в шею, — не выдержал наконец Гордон.

Протестующего немца выволокли из пыточной.

— Я ест протестоват! Я буту жаловатса!

Как только его крики затихли вдали, царь продолжил допрос:

— Итак, ты из города Рамодановска, который находится за рубежом, но почему-то на Руси, то есть в моем государстве. И как же получилось, что я такого города не знаю, не объяснишь?

— Я ж говорю, Русь большая. Может, ты какой городишко и проглядел.

— Деревеньку мелкую еще могу проглядеть, но город… И много в этом городе жителей?

— Согласно последней переписи населения полтора миллиона.

— Издеваешься? — разозлился Гордон, — Да во всем моем государстве столько народу не наберется. Малюта, тебе сегодня повезло. Готовь испанские сапоги.

— Слушай, царь, — поморщился Виталий, — не помогут тут ни сапоги, ни дыба, ни каленое железо. Ничего не поможет.

— Это еще почему?

— Потому что, как бы складно я ни врал, ты все равно не поверишь, а если правду расскажу, и подавно. Я и сейчас вишу тут на цепях и не могу понять, во сне я или наяву? Такого со мной еще никогда не было. Рассказать кому — бред! Никто не поверит. Не, все равно ничего не получится.

Гордон взял видеокамеру, задумчиво повертел ее в руках.

— А ты попробуй, — предложил он, — может, и получится. Эй, табуретку сюда!

Палач тут же поставил перед державным табуретку с дыркой посередине. Царь заглянул в отверстие, увидел торчащий оттуда кол и кротко дал палачу в ухо.

— Идиот! Табуретку для меня, а не для узника!

Стрельцы поспешили подсунуть под седалище царю-батюшке кресло, он примостился на нем напротив Виталия и приготовился слушать.

Терять юноше все равно было нечего, и он начал рассказывать. Все без утайки. Все, что произошло с ним за эти сумасшедшие дни. И что интересно, Виталий видел по глазам державного, что он ему верит. А как только юноша дошел в своем рассказе до Вани Лешего, Гордон тут же приказал всем стрельцам, кроме сотника, покинуть камеру. Писарь едва успевал строчить, конспектируя исповедь корреспондента. Из-под гусиного пера во все стороны летели чернильные брызги.