Леонид Каганов - Коммутация (сборник)

— Леха, какой паспорт у нежильца? — возмутились остальные. — Не гневи Бога, помрешь — тебя так гонять будут. Иди, иди, парень, — кивнули они мне.

— Ладно, иди. Сумку свою не забудь, — кивнул Леха и погрозил кулаком в сторону обезьянника. — А ты, мразь, нам за паренька ответишь!

— Ну вы его все-таки не очень… — неопределенно сказал я, было жалко мужика.

— Разберемся! — грозно заявили милиционеры.

Я вышел из отделения. Народу уже не было, видно поезд все-таки тут появлялся. Пока я устанавливал часы, пришел следующий, и я поехал в институт.

В институте как раз был большой перерыв, наши ушли обедать. Я решил не появляться в буфете, а поднялся в пустую аудиторию, где после перерыва начнутся занятия, и сидел там, пытаясь разобраться в своих ощущениях. Все-таки я еще наверно не успел до конца осознать случившееся. Но даже сейчас родные стены института вызывали необыкновенную торжественную грусть. Когда бываешь тут каждый день — все обыденно и привычно. Но сейчас, когда жизнь остановилась, я испытывал совершенно другие чувства — каждая мелочь имела значение, каждая деталь была крайне важна и безумно самобытна. Хотелось впитать в себя навсегда каждую трещинку в штукатурке на потолке, каждую надпись на столах, и даже глупый узор линолеума под ногами. Как живые, перед моим внутренним взором, прошли вереницы лекций, которые я прогулял за три года, и мне было не то, чтобы стыдно, но просто жалко, что эти лекции, казавшиеся такими скучными и принудительными, прошли мимо меня.

В коридоре раздались голоса, и вошли Ольга, Коляныч и Аганизян.

— Здоров, Аркад! — завопил Аганизян. — Ты чего опять вторник первую пару гуляешь? Косач снова перекличку делал. Тут такой прикол был, мы так ржали — прикинь, сидим мы все, а Косач опаздывает, но дверь открыта, и Ольга вдруг вслух так громко произносит… — Аганизян вдруг осекся. — Аркад, ты чего такой… Чего такой бледный-то?

— Артем, я вчера разбился на машине, — произнес я в наступившей тишине, и сам почувствовал, что от жалости к себе на глаза наворачиваются слезы.

Ольга с ужасом охнула и села на стул. Коляныч на миг прикрыл глаза и лицо его вытянулось.

— Аркад, как же… Как же ты… Мы… — Колянычу явно не хватало слов.

— Да все нормально, ребята, я пришел проститься… — тихо произнес я.

Ольга заплакала, достала из сумочки кружевной платочек и трогательно прижала к носику.

— Я просто не знаю что сказать, — сказал Аганизян и потупился.

Воцарилась пауза. Вошли, переговариваясь, Аленка, Игорек, Шуршик и Глеб.

— Что вы сидите такие упадочные? Контрольная будет что-ли? — провозгласил Глеб.

— Аркашка… — всхлипнула Ольга, указав в мою сторону платочком.

Коляныч и Аганизян молчали, потупившись. Глеб глянул на меня и сразу отвел взгляд — он понял.

— Когда? — спросил он бесцветным голосом.

— Вчера на кольцевой, на машине разбился. Везли компьютеры по работе, врезались, — ответил я.

— Аркадий… — Глеб сделал паузу. Я подумал, что он сейчас скажет что-нибудь вроде «мы тебя никогда не забудем», но он сам понял банальность этих слов. — Да в общем что тут говорить…

Снова воцарилась тишина. Аленка всхлипнула и осторожно вышла обратно в коридор.

Тут вошла Антонина Макаровна, положила свой неизменный саквояж на преподавательский стол и оглядела всех поверх очков.

— Готовы? Рассаживайтесь, сейчас начнем, — она неуклюже, по-утиному, развернулась на одном месте, оглядела доску и произнесла скрипуче. — Галкин, сходи за мелом на вахту, а то от безделья совсем засохнешь и пылью покроешься. Если ты думаешь, что я буду принимать лабораторные в последний день перед экзаменом, то ты очень ошибаешься. Кстати это же относится к Кольцову и Альтшифтеру.

Я с готовностью поднялся и вышел. Когда я возвращался с мелом, то услышал приглушенные голоса, но когда вошел в аудиторию все смолкло и снова наступила тишина. Уже все были в сборе. Я положил мел на стол и вернулся к себе за дальнюю парту.

— Аркадий, — торжественно произнесла Антонина Макаровна и голос ее лучился теплотой. — Я хочу сказать, Аркадий, что я всегда знала — ты способный и талантливый студент, ты мог бы стать прекрасным инженером, и сегодня я хочу сказать только одно — мы все скорбим потому что…

— Не надо, Антонина Макаровна, — вежливо перебил я ее, — я вас прошу, не надо слов.

— Да, ты прав, — сказала Антонина Макаровна, — ты всегда был умным мальчиком и скромным, действительно слова здесь излишни. Когда у тебя похороны?