Алла Дымовская - Доктор Самты Клаус

— Давайте меняться!

— А? Что? Где? — не понял Д. И. Блок, поперхнулся, закашлялся, затошнился. Изо рта у него тут же посыпались накопленные в горле и в желудке ругательства.

— А я вам гейм-бой дам. Новенький. Сто восемьдесят долларов заплатил, плюс двадцать процентов НДС. Хотите? — жалостливо стал упрашивать его Чак с пейсами, не обращая внимания на истошно сыпавшиеся на пол ругательства. — А вы мне — значок с сиськами?

Джин Икарус Блок увидел игровой агрегат, и его тут же перестало тошнить. Да и ругательства были на исходе. Решение он принял молниеносно. Его сосед не успел выговорить «два миллиарда девяносто пять миллионов шестьсот сорок две тысячи триста семьдесят пять и одна десятая», как Д. И. Блок в порыве неслыханной щедрости сорвал с головы кожаную кепку из дрянного заменителя:

— Берите Все! — и широким жестом кинул головной убор на колени Чаку с пейсами. Одновременно выхватив из его цепких пальцев новенький гейм-бой — сто восемьдесят долларов плюс НДС.

Затем каждый принялся наслаждаться с такими трудами, потом и ругательствами доставшейся добычей. Но наслаждаться им пришлось недолго. Ровно или приблизительно пару секунд. Потому что, как раз в секунду, следовавшую за предыдущей ровной или приблизительной парой, и случилось Вышеупомянутое Дело, которое обстояло значительно хуже!

Наконец-то Вышеупомянутое Дело, которое обстояло значительно хуже!

Никто ничегошеньки не понял, хотя потом каждый утверждал, что уж он-то понял все. А именно то, что всем хана! Додуматься до этого простого вывода много ума не было надо! Если в обычном самолете вдруг гадко запахнет дымом… Если начнут выть и мигать предупредительные и уже совершенно бесполезные табло, призывающие встретить последний час непременно наглухо пристегнутым к креслу и не дай бог с сигаретой в зубах (хотя логичное было бы наоборот)… Если сверху сваливаются кислородные маски веселенькой расцветки, которые все равно никто не умеет надевать… Если вместо нудных сведений о высоте и быстроте полета из динамика несутся вопли: «Мамочка, зачем же я, дурак такой, подался в эту гражданскую авиацию! Шел бы лучше в мороженщики, да теперь уже поздно!»… То вы автоматически должны сообразить, что дело ваше есть труба. И бессмысленно дергать на ходу стоп-кран, потому что в межконтинентальных лайнерах он не предусмотрен конструкторами. Не в межконтинентальных, впрочем, тоже.

Когда доктор Самты Клаус воспарил к потолку, и пребольно стукнулся о его пружинящую, прохладную поверхность высоким, гордым лбом (это он так о себе думал!), то у него не оставалось другого выхода, как очнуться и самую чуточку протрезветь. Отразившись от потолка, что естественно — даже в терпящем бедствие лайнере сила тяготения никуда не девается, — доктор плюхнулся с размаху обратно в кресло. На сей раз чувствительно отбив себе костлявый и тощий зад (это он думал о себе правильно!), и протрезвев уже до такой степени, что даже с интересом поглядел на свисающую над его головой кислородную маску. Занятная штука!

Едва только Самты подумал так, как у самолета отвалился хвост и в салоне образовался неприятный сквозняк. Если бы это был обычный самолет, то дело теперь бы уже стало труба. (Кажется, об этом мы упоминали). Но это был не обычный самолет, и он продолжал себе лететь. Пока не отвалилось правое крыло. И пришлось лететь на одном левом. Пока не отвалилось и левое. А самолет все равно продолжал лететь. Пока не отвалилась его центральная и большая часть со многими пассажирами, с доктором Клаусом, Кац-Бруевичем, Питом Херши и Д. И. Блоком в том числе. Но самолет, вернее, одна лишь пилотская кабина, продолжал и продолжал лететь. Пока не свалилась и кабина. Согласитесь, одной лишь пилотской кабине лететь уже получалось решительно не на чем, даже и честного слова не осталось, не то, что матерного. Вышеупомянутое Дело, обстоящее значительно хуже, сделалось!

Что случилось сразу после Вышеупомянутого Дела, и как все обстояло на самом деле.

Доктор Самты Клаус очнулся в каких-то кустах, и то были не райские кущи, потому что кусты были колючие. Из чего Самты сделал разумный вывод о том, что треклятый самолет свалился на твердую сушу, а не в глубокое синее море. Это было совсем неплохо, если не принимать в расчет кусты.

Но размышлять далее не имело смысла, потому как наглые здоровенные колючки со всех сторон впивались в нежное докторское тело. Кое-как продравшись на волю с помощью верной железной суковатой палки, Самты оглядел себя с головы до ног. Голова была на месте, да и ноги тоже. Однако главная, страшная беда ждала его впереди. Любимая и единственная рокерская куртка-«косуха» доктора оказалась разодранной на спине, как раз вдоль самой любимой и единственной надписи «моторное масло «Лукойл», на английском, само собой, языке. Это была катастрофа!