Андрей Лях - Синельников на том свете

Однако ничего этого не произошло. Вельзевул довольно долго разглядывал ме­ня, потом сказал:

— Да, его хорошо отделали. — Затем чуть отвернулся в сторону и приказал: — Дайте парню стул, он сейчас упадет. И налейте чего-нибудь, он чуть живой.

Тотчас же меня посадили на табуретку и сунули в руки стакан — по-моему, с коньяком. Я настолько оторопел, что сел и выпил. Прожгло, я вам доложу, наск­возь — но дышать стало легче. Вельзевул надвинулся на меня, как черная скала.

— Ну, Володя, что же ты из рая ушел?

— Выгнали. Я одному их хитровану по морде засветил.

— И ты не попросился обратно? Не валялся в ногах у Михаила?

Я помотал головой, как усталая лошадь.

— Не могу я там. Воля ваша, делайте, что хотите.

Вельзевул посмотрел на меня еще некоторое время и негромко скомандовал:

— Герду ко мне сюда.

В ту же секунду перед нами явилась девица сногсшибательного обличья. Здоро­ва, ноги от шеи — натуральный циркуль, вся в черных кожах, как американский бай­кер, сплошь бахрома, бляхи, цепи, типы и еще не знаю что, каблуки такие, что даже со стороны смотреть страшно, на голове — взрыв сверхновой, а размалевана!.. Вок­руг глаз — синие треугольники с зеленой каймой, в ноздрях пламя — слов нет, и при атом жует, кикимора, жвачку. Но Вельзевул и бровью не повел.

— Что па семнадцатом? Течет?

— Течет, — с приятной хрипотцой отозвалась девица.

— А Моуди?

— Моуди? — она пожала плечами. — Моуди — отрезанный ломоть.

Вельзевул вдруг впал в необычайное раздражение.

— Гнать его в три шеи! — взревел он. — Все, лопнуло мое терпение, оно у меня не ангельское! И пусть эга скотина па глаза мне не показывается!

Вельзевул повернулся ко мне.

— Вот, человек к нам пришел... Володя, пойдешь ко мне в сантехники?

Я встал, и табурет за моей спиной с грохотом опрокинулся.

— Ва... Ваше величество, я без документов...

Тут-то, наконец, он и проделал то, чего я так долго ждал, — расхохотался громо­вым сатанинским смехом. Такие вышли раскаты, что мое почтение, следом, естест­венно, засмеялся тот черт, на котором я, можно сказать, приехал, за ним — Герда и все остальные, и я сам не удержался и улыбнулся.

Вельзевул даже слезинку с глаза смахнул:

— Ну, Володя, насмешил... На кой хрен здесь документа, тебя последний черт у салотопки в лицо знает... Короче, так: есть у нас тут семнадцатый участок — закол­дованный, что ли, кто там разберет — надо его привести в порядок. Ты когда-то в своем деле понимал. Справишься — сделаешь карьеру. Так что постарайся. Это Гер­да — генеральный инспектор Котлонадзора. Она тебе все покажет, объяснит... Да, Герда, жилье ему какое-нибудь определи... Давайте, молодежь, я на вас надеюсь.

Вельзевул вернулся к столу и карте, а Герда, окинув меня меланхолическим, как показалось, взглядом — пойми-ка чего за этой боевой раскраской — не пе­реставая жевать, пробурчала: «Пошли, чего там...»; мы куда-то провалились, и опять понеслись по тоннелям и коридорам неведомо куда. Держала меня эта расписная ведьма так неудачно, что кроме ее окованного серебром сапога я тол­ком ничего и не видел.

Но вот прилетели. Здоровенная бойлерная, все как положено — котлы, трубы, приборы. Зеленобровая Герда молчала, но по-прежнему смотрела на меня скепти­чески. Я поскреб в затылке и вздохнул.

Герда, давай сразу выясним отношения. Самый Главный там сказал про карь­еру, так вот ты знай — мне карьеры не нужно. Как все есть, так все пускай и остает­ся. И вообще, я в Москве один из самых тихих, понято?

Герда уставилась куда-то вбок.

— Ты, значит, из Москвы.

— Ну да. А ты что, москвичей недолюбливаешь?

Она снова призадумалась и неожиданно изрекла:

— Ты ничего, симпатичный.

На это я уже не знал, что ответить, и потребовал у нее схему. Схема нашлась, но составлял ее, судя по всему, еще Юлий Цезарь на свином пергаменте, и потом римс­кие легионы десять тысяч лет ходили но ней в римских сандалиях — пятно на пят­не и дьгра па дыре. Понять ничего нельзя, пришлось разбираться гак.

Разобрались.

Черт-те что, — подвел я итог. — Значит, так. Эту магистраль мы перекрываем и срезаем. Сварка у вас тут есть?

У нас все есть, — с мрачной гордостью отозвалась Герда.

— Чудесно. Муфты эти на пеньке выбрасываем и везде ставим шарово-конусные соединения. И задвижки шаровые — можно сделать?

— Можно.

— Какие?

— Любые.

Постой, постой. И инструмент тоже любой?

Герда только хмыкнула. Я даже замер, ослепленный открывшимися перспективами.