Андрей Лях - Синельников на том свете

— Тогда так... Задвижки «Бугатти», полнопроходные, со встроенными фильтра­ми. Перфоратор «ДеВалт», «болгарку» «крессовскую», трехпозиционную, плюс полный набор «Хилти» Манометры — «Толедо». Этот стояк заменяем на медный, с компрессионным переходником, а вот отсюда врезаем резервную магистраль. Дав­ление дадим сначала в основную, затем в резервную и здесь вот стравим. Все дела.

— И ты все это можешь сделать? — недоверчиво спросила Герда.

— С инструментом и поддержкой — вполне.

— Если ты самый тихий, — полюбопытствовала она, — какие же в Москве бойкие?

Итак, мы с Гердой и полдюжиной подсобных чертей принялись гнуть и варить тру­бы, нарезать резьбу и долбить стены. Дела пошли нормально, к вечеру второго дня да­ли давление, опрессовали, и семнадцатый участок утратил весь свой гнилой и подте­кающий романтизм. Прилетел даже Вельзевул, похлопал меня по плечу и сказал:

— Ну что же, Володя, замечательно, по такому случаю ты повышен сразу на два звания и получаешь чин инспектора. Герда, продолжайте, продолжайте в том же духе, сколько нам мучаться с этой рухлядью, переходите на двадцать шестой, и вперед...

И умчался. Герда, черта и я отметили это дело с достойным перебором, и даль­ше мое загробное существование потекло стандартным порядком. Кашель понем­ногу отпускал, поселили меня во вполне приличной хибаре, Герда притащила це­лую кипу каталогов с мебелью и одеждой и сонно предложила выбрать что угод­но, поскольку всего навалом, а публике глубоко плевать, как я выгляжу. Мы кру­шили кирпич, тянули магистрали, наворачивали вентиля, ломали головы над ста­рой схемой и рисовали новую, а в остальное время бродили по здешним этажам, подкрепляли силы спиртным и ужасно резались в покер со всеми чертями и таки­ми же, как мы, наемниками.

Герда вела себя все загадочней и загадочней. Как-то с пьяных глаз я выразил со­жаление, что не могу увидеть ее лица и волос и натуральном виде, после чего зако­номерно ожидал получить по морде разводным ключом. Но вместо этого моя на­чальная долговязина вдруг отмылась и явилась в довольно милых косичках на школьный манер. Открылось, что это весьма юное создание, вовсе не лишенное привлекательности. Я зааплодировал и заявил, что в таком формате руководство мне правится намного больше. Герда странно покивала и, по своему обыкновению, склонив голову на плечо, уставилась куда-то в угол слева от себя. В результате этих преобразований она вдруг начала ревностно следить за гем, чтобы я много не пил.

И вот как-то однажды мы сидели в колодце на пятьдесят втором участке на про­тивных ржавых скобах из гнутой арматуры, в руках у нас была все та же драпая схе­ма, и ругались мы нехорошими словами, потому что ничего не могли понять.

— Так, подожди, — говорил я. — Вот наши заглушки — тут и туг, все правильно; вот, по идее, вентиль, хорошо, а куда же тогда делась магистраль? Куда, интересно, мы давление дали?

Герда, пребывая в неизменном полусонном состоянии, смотрела почему-то не на схему, а на меня и, как всегда, уронив голову влево, наматывала волосы на палец.

— Не знаю, — протянула она. — Может, они так вентиляцию обозначили?

И в этот самый момент перед нами выскочил черт, и объявил, что Главный тре­бует меня сей же час к себе. Я никакого подвоха не ожидал, сказал: «Ладно, чертила, давай копыто», зато Герда вдруг встрепенулась и взглянула с тревогой, и тогда я то­же насторожился, и с этим беспокойным чувством, держась за чертову ногу, влетел все в тот же парадный зал, и там действительно увидел такое, что без всяких инос­казаний остолбенел от страха.

Из кого хочешь цикорий посыплется. Посреди зала стоял самолично ангел че­тырнадцатой категории Иннокентий со своей громадной книгой под мышкой и улы­бался вечной сладкой улыбкой.

Вот, Володя, — с усмешкой произнес Его Величество Вельзевул — он устроил­ся тут же, небрежно привалясь плечом к собственному трону, — к тебе гости. Давай, Иннокентий, расскажи, с чем пожаловал.

Иннокентий приосанился и открыл книгу.

— Дорогой Владимир Викторович, — почти торжественно заговорил он. — Приш­ли ваши документы. Согласно постановлению, вы являетесь угодником четвертого разряда со всеми полагающимися правами и привилегиями. Поздравляю от души, поздравляю. Готов препроводить вас немедленно.

Едва миновал первый шок, я бочком, бочком, начал продвигаться ближе к Вель­зевулу, и в конце концов оказался рядом, причем по какой-то причине уже стоя на карачках. Немного приподнявшись, я уткнулся ему в бедро и прохрипел: