Евгений Лукин - Раздолбаи космоса, или Гений кувалды

Предположения. В свое время чудом избежав отправки в Чернобыль, он с тех пор панически боялся радиации. – Ну чего стал столбом! – прикрикнул он на оцепеневшего в дверях Ромку. – Иди – поможешь…

С отвращением на лице Ромка сделал шаг, и темнота немедленно оккупировала дверной проем.

– Давай перевернем, – сказал Василий. – Чего косоротишься? Зимой вон один мужик дома помер, полмесяца у теплой батареи пролежал – и то ничего: по частям выносили… в противогазах… – Он протянул руку к чудовищному бедру и тут же отдернул пальцы. Гладкая, без единой поры и без единого волоска кожа оказалась прохладной, но не более того. Мертвому телу полагалось быть куда холоднее.

Где-то вдали по темным комнатам явственно прошлепали босые ноги.

– Так, – сказал Василий. – Значит, между делом… Ты приглядываешь за дверью слева, я – за дверью справа. Давай-ка…

Он убрал пистолет в кобуру, оставив ее, однако, расстегнутой. Ромка, преодолев приступ дурноты, нагнулся, и вдвоем они потянули бледную тушу на себя, взявшись за плечо и за бедро. Тело перевернулось неожиданно легко, махнув гибкой, как шланг, четырехпалой рукой.

Оба поспешно встали и отступили на шаг. Перед ними лежало нечто невообразимое. Единственное, что можно было с уверенностью о нем сказать, – так это то, что оно женского пола.

Еще когда перевертывали, у Ромки екнуло сердце – он заметил, что у существа отсутствуют уши. Теперь выявилось отсутствие и всех прочих черт, как-то: носа, рта, глаз… Лицо и затылок лежащей, по сути, не отличались друг от друга ничем.

Пережив первую оторопь, они пригляделись повнимательней, в результате чего пережили поочередно вторую, третью и четвертую. Плечи у чудовищной дамы были слегка кривоваты, руки – разной длины, но зато бюст… Такого бюста Василий отродясь не видывал. Ромка – тем более.

Талия довольно тонкая, бедра… Ну, о бедрах речь уже велась… А в целом фигура производила такое впечатление, будто какой-то скульптор-дилетант довольно тщательно, хотя и препохабно, изваял бедра и бюст, а руки-ноги-голову заканчивал уже наспех и как попало.

– Слушай, да это кукла! – ошарашенно проговорил Василий.

Они посмотрели друг на друга и страдальчески наморщили лбы, явно припоминая, где они уже могли видеть эту нестерпимо знакомую композицию. Хотя чего там было вспоминать: обычная заборная живопись – все пропорции оттуда…

Создание лежало, бесстыдно раскинув ноги. Василий взглянул и содрогнулся: выставленные напоказ тайные прелести были выполнены с анатомической точностью. Чувствовалось глубокое знание предмета.

Он нагнулся и с сосредоточенным видом прощупал истончающуюся конечность, пытаясь определить, есть ли там внутри кости. Что-то вроде прощупывалось, но как-то уж больно неопределенно…

– А вдруг это она?.. – замирающим шепотом произнес над ухом Ромка, и милицейская фуражка Василия шевельнулась вместе с волосами.

– Что «она»? – ощерившись, повернулся он к Ромке. – Ходила? Пугала? Совсем уже пробки перегорели?! – Василий схватил и подбросил четырехпалую бледную руку. Рука безжизненно шлепнулась на пол. – Это же кукла, понимаешь, кукла!

Ромка зачарованно смотрел на громоздящееся у ног тело, и все время казалось, что вот сейчас оно пошевелит бледными пальцами и медленно-медленно начнет поднимать голое слепое лицо.

Василий встал и огляделся со злобой и отчаянием. Уж лучше бы это был труп…

– Надо же! – ядовито выговорил он. – Морды нет, зато… – Тут он, спохватившись, оглянулся на Ромку, но, сообразив, что все слова тому давно уже известны, назвал орган по имени. – Как нарисованная!…

Ромка смотрел на него с тоской и завистью: судя по всему, железный человек Василий был напрочь лишен воображения.

– Ладно, – словно сжалившись над впечатлительным спутником, сказал тот. – Бог с ней. В конце концов, не наше это дело… Пошли дальше.

Уже в дверях он бросил через плечо недовольный взгляд в сторону так и неосмотренного «предмета не правильной формы», даже поколебался, не вернуться ли. Не вернулся. Что-то подсказывало Василию, что впереди их ждет еще чертова уйма подобных, а точнее – ничему не подобных предметов…

И предчувствие не обмануло. Беззвучно вспыхивал свет, расплывались под ногами смутные тени, лезли в глаза какие-то уродливые то ли заготовки, то ли обломки: нечто вроде двуногой табуретки с шишковатым сиденьем, потом пригорок дурно пахнущего (если надавить) желтоватого ветхого поролона. И, наконец, койка.