Дмитрий Казаков: Укротители демонов

От ужаса Аира Петян замолк. Глаза его выпучились, словно он сел на ежа.

— Э, — осторожно вмешался мэтр Тугодум, — это всего лишь наш студент…

— Брось его, Дука, — лениво проговорил длинноносый, склоняясь к телу. — Давай займемся делом…

Торопливый в юбке с сожалением встряхнул любопытного студиозуса за шкирку, выдернул из его телес стрелу, после чего Аира Петян был сильной рукой возвращен в объятия шиповниковых кустов. Судя по возобновившемуся вою, они не оказались особенно ласковыми.

— Кто нашел труп? — поинтересовался третий из стражей порядка, невысокий и плотный, точно мешок с картошкой.

— Наш сторож, — сообщил декан.

— Где он?

— У себя в сторожке, у входа, — Тугодум поднял руку: — но… ни…

Договорить ему не дали. Длинноносый, оказавшийся, судя по всему, старшим, рявкнул:

— Сержант Калис — допросить сторожа! Выполнять! — Торопливый в юбке, перезаряжавший арбалет, едва не выронил его, отдал честь, со звоном приложив руку к шлему, который на его голове смотрелся, точно корыто, и вихрем сорвался с места.

— Сержант Ргов! — продолжал командовать носатый щеголь. — Осмотреть здание! Собрать слухи!

— Но… — вновь попытался вмешаться декан, но его явно не слышали.

— Есть! — низкорослый стражник, пыхтя и придерживая болтающийся на бедре меч, размерами больше похожий на нож для резки мяса, отправился в сторону учебного корпуса.

Мэтр Тугодум обиженно замолчал, буравя главного из Торопливых сердитым взглядом. Делал он это осторожно, помня о том, что от подобных взглядов в исполнении мага иногда могут остаться самые настоящие дырки.

Торопливый, несмотря на присущую своей профессии толстокожесть, что-то почувствовал. Закончив созерцать труп, он поднялся.

— Э, мне… хм… нужно, наверное, назваться, — с легкой ноткой неуверенности пробормотал он, — я — лейтенант Поля Лахов.

Не успел декан ответить, как наметившееся взаимопонимание сил науки и общественного порядка было нарушено самым неприятных образом.

— Молчит, гад! Отказывается давать показания! — громкий и грубый голос принадлежал, без сомнения, сержанту Дуке Калису.

Вслед за голосом явился и сам сержант, толкая перед собой университетского сторожа. Тот мычал и пытался всеми возможными способами доказать свою невиновность, но делать это в согбенном положении с закрученной за спину рукой было довольно затруднительно.

— Так, ты почему молчишь? — грозно вопросил Лахов.

— Да потому, что он немой! — в свой шипящий ответ мэтр Тугодум вложил столько яду, что окажись рядом кобра, она бы от зависти умерла на месте.

Торопливые переглянулись и одновременно почесали собственные шлемы на затылках.

Здание Магического Университета, если поглядеть на него с высоты птичьего полета, похоже на громадную, брошенную кем-то рассеянным у берега реки Ква-Ква гребенку с четырьмя толстыми прямоугольными зубцами.

От ее основания по краям отходят назад два зубца потоньше. Они предназначены для подсобных и хозяйственных помещений, и ограничивают собой задний двор, почти целиком занятый парком. В его левой части, почти у самой ограды, расположились грядки с магическими растениями, ставшие местом неприятного происшествия.

Торчащие вперед зубцы, которые так же мало подходят для причесывания, как топор — для плавания, отведены под факультеты. В каждом — четыре наземных этажа лабораторий, аудиторий и прочих необходимых для учебного процесса помещений. Подземные этажи, которых, по слухам, пять, содержат места более интересные, и пускают туда далеко не каждого студента.

Основание гребенки — пространство общего пользования. Тут пристроились кафедры, услуги которых нужны всем факультетам — истории Лоскутного мира, теории магии, и многие другие. Кроме них, нашлось место ректорату и прочим службам, работающим на благо всего МУ.

Все это пронизано многочисленными лестницами и переходами, изгибающимися, петляющими и ветвящимися самым причудливым образом. Архитектор, некогда сооружавший здание, страдал безумием, и порядка в его творении оказалось примерно столько же, сколько в борделе во время пожара.

Ориентироваться во всем здании не мог никто. Самые старые прохфессора, прослужившие на ниве магического образования лет двести, могли бы запомнить все аудитории, но их подводил склероз. Обычные преподаватели знали лишь окрестности собственной кафедры, студенты — чуть больше. Время от времени в отдаленных закоулках отлавливали бедолаг (по большей части, первокурсников), бродящих по коридорам с горестными стенаниями: «Люди! Ау! Где я?»