Я отчетливо представил себе себя Самим Братцем Президентом. От этого представления моя корона так и пошла, так и пошла кругами, однако очень скоро ходить перестала, так как я вспомнил о черной якобы ванне на первом нулевом ярусе. Но не станут же они растворять в ванне Самого Братца Президента, когда я им стану, возразил мне мой ум, такого просто никогда не бывает…
Я немного успокоился. Однако, когда немного успокоился насчет братца Пилата III, тут же почему-то забеспокоился о братце Принцессе. Ну а братец Принцесса? — спросил я себя. С ним-то что будет, когда эти записи используют по назначению? Да уж что-нибудь будет… А что будет? Ничего хорошего не будет… А может, вернуться в апартаменты и отдать микромагнитофоны братцу Принцессе? Пусть делает с ними что хочет.
Но если я отдам записи братцу Принцессе, прокричал я сам себе шепотом про себя, я предам и братца Белого Полковника, и братца Цезаря X, всех наших братцев предам, стану предателем Нашего замечательного Дома! Я вскочил со скамейки.
«Ну ты даешь, — рявкнул я на себя, — ты что, трезв?! Трезв на спецслужбе?! Куда ты метишь? В предатели Нашего Дома метишь?! Врагам продался, а, братец Пилат III? Никак нет, братец Пилат III, никому я не продался — держал пальцы крестиком, когда мечтал о предательстве. Молчать! Так точно! Служить! Так точно! В стойку! Так точно!»
Я застыл по стойке смирно двадцать первой степени… и подумал, что, если я отдам записи братцу Белому Полковнику, стану предателем братца Принцессы.
Мои кости в ногах подкосились, мое тело рухнуло на скамейку.
Я, братец Пилат III, стану предателем братца Принцессы? Братца, которого люблю и который любит меня? Я стану его предателем? С ума ты сошел, что ли, братец Пилат III?
Но твой, братец Пилат III, святой долг перед Нашим Домом? О нем ты забыл? Встать! Молчать! Служить! Самозабвенно служить!
«Да пошел ты куда подальше!» — крикнул я сам на себя во весь свой внутренний голос. Надоело! Вставать надоело, молчать надоело, служить надоело. И что это за долг такой, если он толкает меня на предательство братца, которого я люблю? Неправильный это долг, вот что. Неправильный, если вообще толкает на предательство. Может, если у них тут все наоборот, если белое — это черное, левое — это правое, а Низ — это Верх, то и сумасшедшие у них — вовсе не сумасшедшие?…
Что же делать-то, а?
Я вдруг отчетливо представил себе, что будет, если я отдам эти записи по назначению, и что будет, если не отдам. Если не отдам, меня самого, можно не сомневаться, отдадут куда следует. И тогда я уже никогда-никогда не увижу братца Принцессу. Если все же отдам — сам не смогу увидеть, не посмею.
Меня охватило состояние полной безысходности. Состояние полной безысходности повергло меня в состояние полной растерянности. Состояние полной растерянности начало разрывать меня на части.
Но на части мне не позволило разорваться то, что я увидел. Поскольку то, что я увидел, разбило параличом все мои разрывающиеся составляющие. Из телефонной будки, стоявшей неподалеку, на улицу стало просачиваться белое дымное облачко, материализуясь в братца, как две капли воды похожего на меня самого, но только в двадцатиоднозубой короне на голове и в очень широкополосом фраке со всеми пуговицами на теле. Я вскочил со скамейки.
— Голос узнаешь? — произнес братец, как две капли воды похожий на меня самого, голосом братца Белого Полковника.
Я молча кивнул, а братец Белый Полковник в моей личине протянул вперед руку.
— Давай ордена.
Я покачал короной, сначала — неуверенно, но потом — решительно.
— Ты сошел с ума? Отдай!
Я сделал шаг назад. Братец Белый Полковник моей личине рассмеялся так весело и звонко, что было отпустивший меня паралич разбил меня снова,
Я покачал короной.
— Сядь! — рявкнул братец Белый Полковник в моей личине.
Я сел. Он опустился на скамейку рядом.
— Да, ты сошел с ума. И ты сошел с ума дважды. Во-первых, ты мне перечишь, но главное теряешь веру. А потеря веры — это самое страшное сумасшествие. Отдай ордена!
Я опять покачал короной, а потом зачем-то сказал:
— Надоело. Молчать надоело, служить надоело, все надоело. Я хочу быть свободным как птица,
Братец Белый Полковник в моей личине рассмеялся снова:
— Ха-ха-ха… Свободен, как иллюзия птицы… Ну, уморил… Куда хочу, туда и лечу! Ха! Ты думаешь, иллюзии летают туда, куда им вздумается?! Да ты хоть соображаешь, что ты думаешь?! Иллюзии летают туда, где есть корм. Я тебе по-отечески скажу: нет никакой свободы и быть не может, представление братца Принцессы о свободе — это и есть самая большая и надувательская иллюзия!
Читать дальше